Архимандрит Лазарь.

КОГДА ПОСЛУШАНИЕ БЫВАЕТ БОГУ НЕ УГОДНО

Из кн. «О тайных недугах души»

Все хорошо знают, как важно послушание в духовной жизни, как опасно самочиние и самонадеянность. Авва Дорофей говорит: "Я не знаю другого падения, кроме того, когда человек следует сам себе. Увидишь ли падшего - знай, что он последовал самому себе. Нет ничего опаснее, нет ничего гибельнее сего... Нет несчастнее и ближе к погибели людей, не имеющих наставника в пути Божием. Лист сначала всегда бывает зелен, цветущ, красив, но потом постепенно засыхает, падает и наконец попирается ногами. Так и человек, никем не управляемый, сначала всегда имеет усердие к посту, бдению, безмолвию, послушанию и к другим добродетелям, потом усердие это мало-помалу охлаждается, и он, не имея никого, кто бы наставлял его, поддерживал и воспламенял в нем это усердие, нечувствительно засыхает, падает и становится наконец подвластным рабом врагов, кои делают уже с ним, что хотят" [ 1 ]. - Так необходимо духовное руководство!

Но и послушание бывает истинное, духовное, а бывает и плотское, человекоугодливое. "Истинное послушание - послушание Богу, Единому Богу. Тот, кто не может один, сам собою, подчиниться этому послушанию, берет себе в помощники человека, которому послушание Богу более знакомо" [ 2 ]. И дело как раз в том, чтоб человек, которого мы слушаем, действительно ясно понимал волю Божию и имел трезвый взгляд на духовную жизнь, - в противном случае он может повредить нам. Опять же необходимо различать - подчинение, отсечение своей воли и п о с л у ш а н и е. Подчиняться мы должны не только церковным начальствам, но и гражданским, там, где это не нарушает законов нашей веры; отсекать свою волю мы должны почти всегда и во всем, насколько это возможно, не только перед людьми, но и перед обстоятельствами, веруя, что все происходящее вокруг нас происходит по Промыслу Божию. Конечно, и это надо делать с рассуждением, отличать душевредные вещи от безвредных, и если душе предстоит опасность повредиться - то не только - не подклоняться под чужую волю, но и настойчиво сопротивляться. То же самое отсечение своей воли необходимо и в отношении с недуховными руководителями, к которым мы вынуждены прибегать, - во всем, что нам не вредит. В вопросах же важных, определяющих направление самой духовной жизни души, таким наставникам доверяться уже нельзя, с этими вопросами можно обращаться только к тем духовным лицам, которые действительно (мы должны быть уверены в этом) верны Православию и имеют ясный духовный взгляд, хорошо знают святоотеческое учение. Только к таким духовникам может быть действительное послушание. Слепо же довериться человеку с искаженным пониманием православного учения - значит и самому наследовать это искажение; значит, стать исполнителем уже не воли Божией, а поврежденной воли человеческой, - и это независимо от того, будет ли тот наставник монах, иерей или архиерей.

Отцы говорят:

"Всем будь послушен во всяком добром деле, только не следуй за любостяжательными, или сребролюбцами, или миролюбцами, да не явится послушание твое делом диавольским" [ 3 ].

"Пользуйся таким советником, который, все испытав сам, умеет в терпении обсудить, что требует рассуждения и в твоем деле, - верно может указать истинно тебе полезное" [ 4 ].

"Для совета, для руководства недостаточно быть благочестивым, надо иметь духовную опытность, а более всего духовное помазание. Таково об этом предмете учение Писания и отцов. Советник благочестивый, но неопытный, скорее может смутить, нежели принести пользу" [ 5 ].

"В этом смысле завещавает и Апостол: не будите раби человеком (1 Кор. 7, 23). Он. повелевает самое служение слуг господам совершать духовно, а не в характере человекоугодников, но в характере рабов Христовых, творя волю Божию в наружном служении человекам (Ефес. 6, 6). Ныне бо, - говорит Апостол, - человеки препираю или Бога? или ищу человеком угождати? Аще бо бых еще человеком угождал, Христов раб не бых убо был (Гал. 1, 10)".

"От истинного послушания рождается и истинное смирение: истинное смирение осеняется милостью Божиею. От неправильного и человекоугодливого послушания рождается ложное смирение, отчуждающее человека от даров Божиих, соделывающее его сосудом сатаны" [ 6 ].

Особенно же бедственно, когда послушник старается подражать такому всецелому послушанию, полному отказу от рассуждения и подчинению слову наставника, как это было у древних отцов, когда и сами руководители и руководимые были водимы Духом Святым, в наше же время почти не находится таких людей, которые бы могли безошибочно руководить и наставлять, тем более много таких учителей, которые сами заблуждаются в важнейших вопросах веры. Беда, когда ученик такого учителя начнет принимать каждое его слово и полслова как совершенную истину и точно следовать этому слову.

"Послушание - "чудо веры!" Совершить его может один Бог. И совершили его те человеки, которым дан был Богом этот дар свыше. Но когда люди захотят собственными усилиями достичь того, что дается единственно Богом, тогда труды их суетны и тщетны: тогда они подобны упоминаемым в Евангелии здателям столпа, начинающим здание без средств к совершению его" [ 7 ].

"Изучай Божественное Писание, - говорит Симеон Новый Богослов, - и писания свв. отцов, особливо деятельные, чтоб с учением их сличив учение и поведение твоего учителя и старца, ты мог их видеть, как в зеркале, и понимать: согласное с Писанием усвоивать себе и содержать в мысли, ложное же и худое познавать и отвергать, чтоб не быть обманутым. Знай, что в наши дни появилось много обманщиков и лжеучителей" [ 8 ].

Епископ Игнатий Брянчанинов говорит о послушании старцам, каким оно было у древнего монашества, что "такое послушание не дано нашему времени. Преподобный Кассиан Римлянин говорит, что египетские отцы утверждали, что хорошо управлять и быть управляемыми - свойственно мудрым, и определяют, что это - величайший дар и благодать Святого Духа. Необходимое условие такого повиновения - духоносный наставник, который бы волею Духа умерщвлял падшую волю подчинившегося ему о Господе, а в этой падшей воле умерщвлял и все страсти" [ 9 ].

"Очевидно, что умерщвление падшей воли, совершаемое так величественно и победоносно волею Духа Божия, не может совершаться падшею волею наставника, когда сам наставник еще порабощен страстям" [ 10 ].

Под видом послушания могут скрываться и различные пристрастия, даже похотливая страсть. Вообще - все безмерное, не осоленное духом истинного смирения и богоугождения, непременно оскверняется какой-либо нечистотой, подвергается осмеянию бесов.

КАКИЕ ПРЕЛЬЩЕНИЯ БЫВАЮТ ПРИ УПРАЖНЕНИЯХ МОЛИТВОЮ

Горькая участь уклониться в самообольщение и прельщение злыми духами предлежит тем, кто мечтает достигнуть высоких молитвенных состояний, имея при этом ревность не истинную, а плотскую, душевную. Таких подвижников диавол легко опутывает своими сетями. Неправильное упражнение молитвою неразлучно с самообольщением, из которого и произрастает бесовская прелесть.
Очень подробно рассматривает разные виды прелести, бываемые при неправильной молитве, епископ Игнатий в "Беседе старца с учеником о молитве Иисусовой" [ 11 ]. Приведем здесь основные мысли этой статьи:
"Все виды бесовской прелести, которым подвергается подвижник молитвы, возникают из того, что в основание молитвы не положено покаяние, что покаяние не сделалось источником, душою, целью молитвы...
Покаяние и все, из чего оно составляется, как то: сокрушение или болезнование духа, плач сердца, слезы, самоосуждение, памятование и предъощущение смерти, суда Божия и вечных мук, ощущение присутствия Божия, страх Божий, - суть дары Божии, дары великой цены, дары первоначальные и основные, залоги даров высших и вечных. Без предварительного получения их, подаяние последующих даров - невозможно. "Как бы ни возвышенны были наши подвиги, - сказал св. Иоанн Лествичник, - но если мы не стяжали болезнующего сердца, то эти подвиги и ложны и тщетны" (ел. 7)...
Самый опасный неправильный образ молитвы заключается в том, когда молящийся сочиняет силою воображения своего мечты или картины, заимствуя их, по-видимому, из Священного Писания, в сущности же из своего собственного состояния, из своего падения, из своей греховности, из своего самообольщения, - этими картинами льстит своему самомнению, своему тщеславию, своему высокоумию, своей гордости, обманывает себя... Святой Симеон Новый Богослов описывает молитву мечтателя и плоды ее так: "Он возводит к небу руки, глаза и ум, воображает в уме своем Божественные совещания, небесные блага, чины святых Ангелов, селения святых, короче, собирает в воображении своем все, что слышал в Божественном Писании, рассматривает это во время молитвы, взирает на небо, всем этим возбуждает душу свою к Божественному желанию и любви, иногда проливает слезы и плачет. Таким образом, мало-помалу кичится сердце его, не понимая того умом; он мнит, что совершаемое им есть плод Божественной благодати к его утешению, и молит Бога, чтоб сподобил его всегда пребывать в этом делании. Это признак прелести. Такой человек, если и будет безмолвствовать совершенным безмолвием, не может не подвергнуться умоисступлению и сумасшествию. Если же не случится с ним этого, однако ему невозможно никогда достигнуть духовного разума и добродетели или бесстрастия. Таким образом прельстились видевшие свет и сияние этими телесными очами, обонявшие благовония обонянием своим, слышавшие гласы ушами своими. Одни из них возбесновались и переходили умоповрежденными с места на место; другие приняли беса, преобразившегося в Ангела светлого, прельстились и пребыли неисправленными даже до конца, не принимая совета ни от кого из братий; иные из них, поучаемые диаволом, убили сами себя: иные низверглись в пропасти, иные удавились. И кто может исчислить различные прельщения диавола, которыми он прельщает и которые неисповедимы?" [ 12 ]...
Склоняется, влечется наше свободное произволение к прелести, потому что всякая прелесть льстит нашему самомнению, нашему тщеславию, нашей гордости".
Преподает еп. Игнатий поучительные примеры такой бесовской прелести от развития мечтательности при молитве:
"Некоторый чиновник, живший в Петербурге, занимался усиленным молитвенным подвигом и пришел от него в необычайное состояние... И вот для духовного совета он обращается в монастырь к одному старцу монаху. Начал чиновник рассказывать ему о своих видениях, что он постоянно видит при молитве свет от икон, слышит благоухание, чувствует во рту необыкновенную сладость и так далее... Монах, выслушав этот рассказ, спросил чиновника: "Не приходила ли вам мысль убить себя?" - "Как же! - отвечал чиновник. - Я уже было кинулся в Фонтанку, да меня вытащили". Оказалось, что чиновник употреблял образ молитвы, описанный св. Симеоном, разгорячил воображение и кровь, при чем человек делается очень способным к усиленному посту и бдению. К состоянию самообольщения, избранному произвольно, диавол присоединил свое, сродное этому состоянию действие, - и человеческое самообольщение перешло в явную бесовскую прелесть. Чиновник видел свет телесными очами; благоухание и сладость, которые он ощущал, были также и чувственные. В противоположность этому, видения святых и их сверхъестественные состояния вполне духовны: подвижник соделывается способным к ним не прежде, как по отверзении очей души Божественной благодатию. Монах начал уговаривать чиновника, чтоб он оставил употребляемый им способ молитвы, объясняя и неправильность способа и неправильность состояния, доставляемого способом. С ожесточением воспротивился чиновник совету: "Как отказаться мне от явной благодати!" - возразил он. Выглядел он и жалким и каким-то смешным. Так, он сделал монаху следующий вопрос: "Когда от обильной сладости умножится у меня во рту слюна, то она начинает капать на пол: не грешно ли это?" - Точно: находящиеся в бесовской прелести возбуждают к себе сожаление как не принадлежащие себе и находящиеся по уму и сердцу в плену у лукавого, отверженного духа... Представляют они собою и смешное зрелище: посмеянию предаются они овладевающим ими лукавым духом, который привел их в состояние уничижения, обольстив тщеславием и высокоумием. Ни плена своего, ни странности поведения прельщенные не понимают, сколько бы ни были очевидными этот плен, эта странность поведения...
Когда чиновник ушел, другой монах, присутствовавший при разговоре, спросил старца, с чего пришло ему на мысль спросить чиновника о покушении на самоубийство. Тот отвечал: "Как среди плача по Богу приходят минуты необыкновенного успокоения совести, в чем заключается утешение плачущих, так и среди ложного наслаждения, доставляемого бесовской прелестью, приходят минуты, в которые прелесть как бы разоблачается и дает вкусить себя так, как она есть. Эти минуты - ужасны! Горечь их и производимое этой горечью отчаяние - невыносимы. По этому состоянию, в которое приводит прелесть, всего бы легче узнать ее прельщенному и принять меры к исцелению себя. Увы! Начало прелести - гордость, и плод ее - преизобильная гордость. Прельщенный, признающий себя сосудом Божественной благодати, презирает спасительные предостережения ближних. Между тем припадки отчаяния становятся сильнее и сильнее; наконец отчаяние обращается в умоисступление и увенчавается самоубийством"...
Со мною был, - повествует далее еп. Игнатий, - достойный замечания случай. Посетил меня однажды Афонский иеросхимонах, бывший в России за сбором. Мы сели в моей приемной келье, и он стал говорить мне: "Помолись о мне, отец: я много сплю, много ем". Когда он говорил мне это, я ощутил жар, из него исходивший, почему и отвечал ему: "Ты не много ешь и не много спишь; но нет ли в тебе чего особенного?" и просил его войти во внутреннюю мою келью. Идя пред ним и отворяя дверь, я молил мысленно Бога, чтоб Он даровал гладной душе моей попользоваться от афонского иеросхимонаха, если он -истинный раб Божий. Точно: я заметил в нем что-то особенное. Во внутренней келье мы опять уселись для беседы, - и я начал просить его: "Сделай милость, научи меня молитве. Ты живешь в первом монашеском месте на земле, среди тысяч монахов: в таком месте и в таком многочисленном собрании монахов непременно должны находиться великие молитвенники, знающие молитвенное тайнодействие и преподающие его ближним, по примеру Григориев Синаита и Паламы, по примеру многих других афонских светильников". Иеросхимонах немедленно согласился быть моим наставником и - о ужас! - с величайшим разгорячением начал передавать мне вышеприведенный способ восторженной, мечтательной молитвы. Вижу: он - в страшном разгорячении, у него разгорячены и кровь и воображение, он - в самодовольстве, в восторге от себя, в самообольщении, в прелести! Дав ему высказаться, я начал понемногу, в чине наставляемого, предлагать ему учение святых отцов о молитве, указывая его в Добротолюбии и прося объяснить мне это учение. Афонец пришел в совершенное недоумение. Вижу: он вполне незнаком с учением отцов о молитве! При продолжении беседы говорю ему: "Смотри, старец! будешь жить в Петербурге - никак не квартируй в верхнем этаже квартируй непременно в нижнем". "Отчего так?" возразил афонец. "Оттого, - отвечал я, - что если вздумается Ангелам, внезапно восхитив тебя, перенеся из Петербурга в Афон, и они понесут из верхнегс этажа, да уронят, то убьешься до смерти; если же понесут из нижнего и уронят, то только ушибешься" "Представь себе, - отвечал афонец, - сколько уже раз, когда я стоял на молитве, приходила мне живая мысль, что Ангелы восхитят меня и поставят на Афоне!" Оказалось, что иеросхимонах носит вериги, почти не спит, мало вкушает пищи, чувствует в теле такой жар, что зимою не нуждается в теплой одежде. К концу беседы пришло мне на мысль поступить следующим образом: я стал просить афонца, чтоб он, как постник и подвижник, испытал над собой способ, преподанный святыми отцами, состоящий в том, чтоб ум во время молитвы был совершенно чужд всякого мечтания, погружался весь во внимание словам молитвы, заключался и вмещался в словах молитвы. При этом сердце обыкновенно содействует уму душеспасительным чувством печали о грехах... "Когда ты испытаешь над собою, - сказал я афонцу, - то сообщи и мне о плоде опыта; для меня самого такой опыт неудобен по развлеченной жизни, проводимой мною". Афонец охотно согласился на мое предложение. Через несколько дней приходит он ко мне и говорит: "Что сделал ты со мною?" - "А что?" - "Да как я попробовал помолиться со вниманием, заключая ум в слова молитвы, то все мои видения пропали и уже не могу возвратиться к ним". Далее в беседе с афонцем я не видел той самонадеянности и той дерзости, которые были очень заметны в нем при первом свидании и которые обыкновенно замечаются в людях, находящихся в самообольщении, мнящих о себе, что они святы или находятся в духовном преуспеянии. Афонец изъявил даже желание услышать для себя мой убогий совет. Когда я посоветовал ему не отличаться по наружному образу жизни от прочих иноков, потому что такое отличие себя ведет к высокоумию, то он снял с себя вериги и отдал их мне. Через месяц он опять был у меня и сказывал, что жар в теле его прекратился, что он нуждается в теплой одежде и спит гораздо более. При этом он говорил, что на Афонской горе многие и из пользующихся славою святости употребляют тот способ молитвы, научают ему и других..."
"Внимательная молитва требует самоотвержения, а на самоотвержение решаются редкие. Заключенный в себя вниманием, находящийся в состоянии недоумения от зрения своей греховности, не способный к многословию и вообще к эффекту и актерству представляется для не знающих таинственного подвига его каким-то странным, загадочным, недостаточным во всех отношениях. Легко ли расстаться с мнением мира! И миру - как познать подвижника истинной молитвы, когда самый подвиг вовсе неизвестен миру? То ли дело - находящийся в самообольщении! Не ест, не пьет, не спит, зимою ходит в одной рясе, носит вериги, видит видения, всех учит и обличает с дерзкою наглостью, без всякой правильности, без толку и смыслу, с кровяным, вещественным, страстным разгорячением, и по причине этого горестного, гибельного разгорячения. Святой, да и только! Издавна замечены вкус и влечение к таким в обществе человеческом.
Большая часть подвижников Западной Церкви, провозглашаемых ею за величайших святых - по отпадении ее от Восточной Церкви и по отступлении Святого Духа от нее, молились и достигали видений, разумеется - ложных, упомянутым способом. Эти мнимые святые были в ужаснейшей бесовской прелести... Поведение подвижников латинства, объятых прелестью, было всегда исступленное, по причине необыкновенного вещественного, страстного разгорячения. В таком состоянии находился Игнатий Лойола, учредитель Иезуитского ордена. У него воображение было так разгорячено и изощрено, что ему стоило только захотеть и употребить некоторое напряжение, как являлись пред его взорами, по его желанию, ад или рай. Явление рая и ада совершалось не одним действием воображения человеческого: явление совершалось действием демонов, присоединявших свое обильное действие к недостаточному действию человеческому, совокуплявших действие с действием, пополнявших действие действием, на основании свободного произволения человеческого, избравшего и усвоившего себе ложное направление..."
Другой вид неправильной молитвы описывает святитель:
"Как неправильное действие умом вводит в самообольщение и прелесть, так точно вводит в них неправильное действие сердцем. Как исполнены безрассудной гордости желание и стремление видеть духовные видения умом, не очищенным от страстей, не обновленным и не воссозданным десницею Святого Духа, так исполнены такой же гордости и безрассудства желание и стремление сердца насладиться ощущениями святыми, духовными, Божественными, когда оно еще вовсе неспособно для таких наслаждений. Сердце, усиливаясь вкусить божественную сладость и другие божественные ощущения, и не находя их в себе, обольщает, обманывает, губит себя, входя в область лжи, в общение с бесами, подчиняясь их влиянию, порабощаясь их власти. Одно ощущение из всех ощущений сердца, в его состоянии падения, может быть употреблено в невидимом богослужении: печаль о грехах, о греховности, о падении, о погибели своей, называемое плачем, покаянием, сокрушением духа...
Всем известно, какое душевное бедствие возникло для иудейских книжников и фарисеев из их неправильного душевного настроения: они сделались не только чуждыми Бога, но и исступленными врагами Его, богоубийцами. Подобному бедствию подвергаются подвижники молитвы, извергшие из своего подвига покаяние, усиливающиеся ощущать наслаждение, восторг: они развивают свое падение, соделывают себя чуждыми Бога, вступают в общение с сатаной, заражаются ненавистью к Святому Духу. Этот род прелести - ужасен: он одинаково душепагубен, как и первый, но менее явен; он редко оканчивается сумасшествием и самоубийством, но растлевает решительно и ум и сердце. По производимому им состоянию ума отцы назвали его мнением. Одержимый этою прелестью мнит о себе, сочинил о себе "мнение", что он имеет многие добродетели и достоинства, даже что обилует дарами Святого Духа. "Мнение не допускает быть мнимому", - сказал св. Симеон Новый Богослов. Мнящий о себе, что он бесстрастен, никогда не очистится от страстей; мнящий о себе, что он исполнен благодати, никогда не получит благодати; мнящий о себе, что он свят, никогда не достигнет святости. Необыкновенная напыщенность является в недугующих этою прелестью: они как бы упоены собою, своим состоянием самообольщения, видя в нем состояние благодатное. Они пропитаны, преисполнены высокоумием и гордостью, представляясь, впрочем, смиренными для многих, судящих по лицу, не могущих оценивать по плодам...
Нет спасения без покаяния, а покаяние принимается от Бога только теми, которые для принятия его продадут все имущество свое, то есть отрекутся от всего, что им ложно усвоилось "мнением".
Зараженные прелестью "мнения" встречаются очень часто. Всякий, не имеющий сокрушенного духа, признающий за собою какие бы то ни было достоинства и заслуги, всякий, не держащийся неуклонно учения Православной Церкви, но рассуждающий о каком-либо догмате или предании произвольно, по своему усмотрению или по учению инославному, находится в этой прелести.
Должно бдительно наблюдать за собою, чтоб не приписать собственно себе какого-либо доброго дела, какого-либо похвального качества или особенной природной способности, даже благодатного состояния, если человек возведен в него, короче, чтоб не признать собственно за собою какого-либо достоинства.
... Конечно, существуют и состояния духовные, производимые Божественною благодатию, при которых вкушается духовная сладость и радость, состояние, в котором открываются тайны христианства, в котором ощущается в сердце присутствие Св. Духа, в котором подвижник Христов сподобляется духовных видений, - говорит епископ Игнатий, - но существуют, только в христианах, достигших христианского совершенства, предварительно очищенных и приуготовленных покаянием. Постепенное действие покаяния вообще, выражаемого всеми видами смирения, в особенности молитвою, приносимою из нищеты духа, из плача, постепенно ослабляет в человеке действие греха. Для этого нужно значительное время... Борьба со страстями необыкновенно полезна: она более всего приводит к нищете духа. Когда очень ослабеют страсти - это совершается наиболее к концу жизни, - тогда мало-помалу начнут появляться состояния духовные, отличающиеся бесконечным различием от состояний, сочиняемых "мнением". Духовные дарования раздаются с Божественною премудростью, которая наблюдает, чтоб словесный сосуд, долженствующий принять в себя дар, мог вынести без вреда для себя силу дара. Вино новое разрывает мехи ветхие! (Мф. 9, 17.) Замечается, что в настоящее время духовные дарования раздаются с величайшею умеренностью, сообразно тому расслаблению, которым объято вообще христианство. Дары эти удовлетворяют почти единственно потребности спасения. Напротив того, "мнение" расточает свои дары в безмерном обилии и с величайшею поспешностью.
Общий признак состояний духовных - глубокое смирение и смиренномудрие, соединенное с предпочтением себе всех ближних, с расположением, евангельскою любовью ко всем ближним, со стремлением к неизвестности, к удалению от мира..." [ 13 ].
Из этой очень важной, глубокой, основательной статьи владыки Игнатия здесь приведены только некоторые отрывки с целью указать самый общий характер тех опасностей и возможных уклонений, которые встречаются на пути молитвенном. Те, кто пожелает глубже знать причину прелести, пусть обязательно читают саму эту статью.
Но заметим здесь еще одну поразительную вещь, которая заставит нас быть еще и еще осторожнее в духовной жизни.
Епископ Игнатий, наверное, как никто из других святых отцов, особенно детально и точно исследует природу прелести в разных ее видах, он использует весь опыт древнего монашества, чтоб раскрыть множество тонких бесовских козней, предостеречь от них последних христиан, которым предстоит вести духовную брань в период особых искушений, когда необходима будет особая рассудительность и осторожность, чтоб не погибнуть. Но вот доказательство того, что одно знание, без смирения сердца, не поможет избегнуть этой опасности; оказалось, что даже из самого учения о смирении и покаянии злые духи могут извлекать свои орудия.
Недавно произошел такой случай: монастырь посетил один инок, который несколько лет пред тем провел в пустынных местах, среди отшельников, в послушании у некоторого старца. Этот старец занимался необычным деланием плача, это делание он преподал своему ученику. (В той пустыни было и еще несколько монахов, разделявших то же учение и проводивших те же опыты.)
Итак, инок стал делиться своим опытом с братьями монастыря, стал с горячностью говорить о значении покаянного плача, о том, что это есть главнейшее делание монаха, что в плаче только спасение и т. д.
Он приводил наизусть многие высказывания свв. отцов о слезах, особенно же опирался на учение епископа Игнатия о плаче и покаянии, вспоминал наизусть целые его письма; в общем, изложил обширное, основательное, стройное учение о покаянном плаче, действительно очень похожее на учение об этом предмете свв. отцов Церкви. Он убеждал монахов, что к плачу необходимо принуждать себя, что слезы даются чрез особый молитвенный труд и подвиг самоотречения и нежаления себя и т. д. Слушающие инока братья не могли не согласиться с его словами, но и не очень-то доверяли такой горячности инока. Наконец, тот стал предлагать показать этот способ покаянного плача, которым занимаются в пустыне те старцы. Но при этом еще выяснилось, что для этого надо отойти подальше от обители - в горы, чтоб остальные братья монастыря не смутились.
Это так насторожило монахов, что они отказались знакомиться с такими странными опытами. Разговор прекратился. Инок пошел куда-то погулять. Прошло некоторое время, каждый занимался своим делом. Вдруг горы окрест монастыря огласились каким-то странным воем, холодящим кровь завыванием, стонами, стенаниями; эхом носились эти звуки по ущелью от скалы к скале. Братья побросали дела, в недоумении прислушивались. Не сразу поняли, что это и есть то делание плача, что таким образом инок молился Иисусовой молитвой. Обитая где-то в безлюдной пустыне, среди скал и горного леса, те монахи, из числа которых был гость, в крошечных келейках, далеко отстоящих друг от друга, предавались таким отчаянным воплям, каждый день по многу часов оглашая окрестности стонами и рыданиями, проливая многие слезы, падая наконец от изнеможения.
И такое истеричное занятие, основанное на взвинчивании своих нервов и самоупоении, казалось им истинным покаянным подвигом, преподанным святыми отцами. [ 14 ]
Как удивительно, что такая сильнейшая форма прельщения свила себе гнездо там, где, казалось бы, все было направлено прямо против нее. Вспоминается здесь, как св. Антоний Великий духовно увидел все сети диавола, распростертые в мире, и воскликнул: "Горе человеческому роду! Кто возможет освободиться от этих сетей?" На это было ему сказано: "Смиренномудрие спасается от них, и они не могут даже прикоснуться к нему" [15].

ОТ КАКИХ ПРИЧИН БЫВАЮТ СЛЕЗЫ И КОГДА ОНИ ПРАВИЛЬНЫ

О плаче находим у свв. отцов очень много самых возвышенных слов и наставлений. Дар плача и слез признается ими одним из величайших даров Божиих, существенно нужных для нашего спасения. Причина слез - зрение и сознание своей греховности, нищета духа. Слезы, как дар Божий, служат признаком милости Божией, признаком принятого и принимаемого Богом покаяния.
Но и плач, как и другие делания духовные, может иметь под собой неверную основу, может проистекать от самых различных страстных помыслов и чувств: "Слезы, как свойство падшего естества, заражены недугом падения, подобно всем прочим свойствам. Иной бывает особенно склонен к слезам по природе и при всяком удобном случае проливает слезы: такие слезы называются естественными. Есть и греховные слезы. Греховными слезами называются слезы, проливаемые по греховным побуждениям. Такие слезы во множестве и с особенною легкостью проливаются людьми, преданными сладострастию; слезы, подобные слезам сладострастных, проливают находящиеся в самообольщении и прелести; льются обильно слезы из тщеславия, лицемерства, притворства, человекоугодия. Наконец, проливает их злоба" [ 16 ].
Говорит Иоанн Лествичник: "... значение слез, особенно у новоначальных, темно и неудобопостижно, они происходят от многих и различных причин: от естества, от Бога, от неправильной скорби и от скорби истинной, от тщеславия, от блудной страсти, от любви, от памяти смерти и от многих других побуждений" [ 17 ]. "С Богоугодным плачем часто сплетается гнуснейшая слеза тщеславия: и сие на опыте благочестно узнаем, когда увидим, что мы плачем и предаемся гневливости" [ 18 ].
"Если мы в тех, которые думают, что плачут по Богу, видим гнев и гордость, то слезы таковых должны считать неправильными: кое общение свету ко тьме (2 Кор. 6,14) [ 19 ]. Кто слезами своими внутренне гордится и осуждает в уме своем неплачущих, тот подобен испросившему у царя оружие на врага своего и убивающему им самого себя [ 20 ]. Часто бывает, что и слезы надмевают легкомысленных; потому они и не даются некоторым. Таковые, стараясь снискать и не находя их, окаявают себя, осуждают и мучат себя воздыханиями и сетованием, печалью души, глубоким сокрушением и недоумением. Все сие безопасно заменяет для них слезы, хотя они ко благу своему вменяют это ни во что [ 21 ]. Не верь слезам твоим прежде совершенного очищения от страстей: ибо то вино еще ненадежно, которое прямо из точила заключено в сосуд" [ 22 ].
Святой епископ Феофан Затворник говорит: "Есть слезы от слабости сердца, от большой мягкости характера, от болезни, и насильно раздражают себя ины? на плач, есть слезы и От благодати. Цена слез не водою, текущею из глаз, определяется, а тем, что бывает на душе при них и после них. Не имея благодати слез, не берусь рассуждать о них, догадываюсь только, что благодатные слезы состоят в связи со многими изменениями в сердце. Главное - сердце должно тогда гореть в огне суда Божия, но без боли и сжения, а с умилением, приносимым надеждою от престола милосердного Бога, судящего грех и милующего грешника. Также думается мне, что слезы сии должны приходить уже под конец трудов, не внешних, а трудов над очищением сердца, - как последнее омытие или ополаскивание души. Еще - бывают они не час, не день и два, а годы. Еще есть, говорят, какой-то плач сердца без слез, но также ценный и сильный, как и слезы. Последний лучше для живущих с другими, кои могут видеть" [ 23 ].
Обратим внимание на то, как святые отцы оберегаются тщеславия- во всяком духовном делании: даже такой великий подвижник, затворник, молитвенник, как епископ Феофан (28 лет затвора, последние 11 лет каждый день служил литургию), говорит о себе, что он не имеет дара слез, и поучает об этом делании с таким смирением, как бы он сам не стяжал плача, а знает об этом только от других. Конечно, этому святому отцу был открыт этот дар; как раз непризнание им за собой опытного знания плача, столь смиренное отношение к себе и есть свидетельство истинно покаянного духа. Истинно сокрушающиеся о своих грехах не дают цены своему плачу. Говорил отец Моисей:
"Когда плачем, не будем возвышать глас воздыхания, да не уведает шуйца, что творит десница. Шуйца есть тщеславие" [ 24 ].
Также встречается у свв. отцов такой важный совет: те слезы, которые имеют основу не духовную, происходят от естества или даже от греховных побуждений, надо немедля предлагать на богоугодное, на правильное настроение, изменяя сами помышления, производящие слезы, т. е. приводить на память нашу греховность, неизбежную и неизвестную смерть, Суд Божий, - и плакать уже по этим причинам [ 25 ].
Но при этом: "Чудное дело! - замечает святой епископ Игнатий, - те, которые по естественной наклонности проливали потоки беструдных, бессмыленных и бесплодных слез, также те, которые проливали их по греховным побуждениям, когда захотят плакать богоугодно, внезапно видят в себе необыкновенную сухость, не могут добыть из глаз ни одной слезной капли. Из этого научаемся, что слезы страха Божия и покаяния суть дар Божий, что для получения их надо позаботиться, во-первых, о стяжании причины их". "А причина слез - зрение и сознание своей греховности" [ 26 ] как уже говорилось.
Приведем еще несколько слов тех же отцов.
Епископ Феофан: "Избави нас Господи от восторженных молитв. Восторги, сильные движения с волнениями суть просто кровяные душевные движения от распаленного воображения. Для них Игнатий Лойола много написал руководств. Доходят до сих восторгов и думают, что дошли до больших степеней, а между тем все это мыльные пузыри. Настоящая молитва тиха, мирна; и такова она на всех степенях. У Исаака Сирианина указаны высшие степени молитвы, но не помечены восторги" [ 27 ].
Епископ Игнатий: "Должно держать себя в состоянии ровности, тишины, спокойствия, нищеты духа, удаляясь тщательно от всех состояний, производимых разгорячением крови и нервов. Не ударяй себя ни в грудь, ни в голову для исторжения слез: такие слезы - от потрясения нервов, кровяные, не просвещающие ума, не смягчающие сердца. Ожидай с покорностью слезы от Бога(...). Придет слеза тихая, слеза чистая, изменит душу, не изменит лица; от нее не покраснеют глаза - кроткое спокойствие прольется на выражение лица" [ 28 ].

ЧТО ЗНАЧИТ: "ТРУДИТЬСЯ БЕЗРАССУДНО"

Необходимо еще сказать несколько слов о телесных трудах, таких, как физический труд, исполнение какого-либо послушания в монастыре или в храме, пост, стояние на молитве, поклоны, бдение и другие внешние подвиги. Каждый христианин должен ясно рассмотреть свое состояние, физическое и духовное, каждому необходимо подобрать к себе упражнения, приемы духовной брани, конкретно ему подходящие. Затруднение в том, что для этого правильного подбора именно своих рецептов для каждой души, своих лекарственных средств, которыми можно уврачевать именно ее болезни, нужен искусный врач, знающий дело, но таких очень и очень мало. Теперь чаще каждый сам хватает все известные ему действенные средства и усиленно начинает принимать их без всякого понятия о их назначении. Так поступают с постом, молитвою, бдением, трудами телесными, думая, что чем больше и интенсивнее их применять, тем быстрее достигается успех дела. Но эти дела хороши только тогда, когда они совершаются в точной мере, с точным, правильным настроем, когда употребляющий их внимательно следит за тем, какое же они производят действие на сердце: смиряется ли оно этими трудами, умягчается ли, становится ли податливее для духовных занятий, или же наоборот - разжигается страстным увлечением, упивается самодовольством, напояет свое тщеславие, гордостно выказывает себя перед людьми, надмевается и ожесточается этими подвигами.
Внешние подвиги особенно легко вводят в это состояние превозношения пред другими, так как они видны, заметны, мы сами не можем не примечать своих внешних выдающихся действий, тщеславие любит петь нам "славу" за такие геройства. От неправильных подвигов, не соотнесенных с целью их, то есть со смирением сердца, рождается самовлюбленность, эгоизм. Говорит епископ Феофан: "Эгоизм образуется от внешних подвигов без внимания к помыслам. (...) Кто делает одни внешние подвиги, а себе не внимает, тот попадает в эгоизм: положит сколько-нибудь поклонов, сидит и мечтает: ну, ныне мы потрудились. Видите, одолжили Бога. Или не поест досыта - и думает: так и все святые; то есть хоть в святцы пиши... и прочее сему подобное. Существенно необходимы внешние подвиги, но останавливаться на них одних - беда!" [ 29 ]
Прежде всего: надо бояться делать что-либо напоказ; так, монахи египетские, когда какая-либо добродетель их делалась известною, уже не признавали ее добродетелью, но как бы грехом [ 30 ].
Авва Исидор Пилусийский говорил монахам: "Подвизаясь успешно в посте, не превозносись этим. Если же вы тщеславитесь постом вашим, то лучше б было для вас есть мясо: не так вредно для монаха употребление мяса, как вредны гордость и надмение" [ 31 ].
"Будь ревностен, но в душе своей, - говорит Иоанн Лествичник, - нисколько не выказывая сего во внешнем обращении, ни видом, ни словом каким-либо, ни гадательным знаком. И сокровенной даже ревности последуй не иначе, как если ты уже перестал уничижать ближнего. Если же ты на это невоздержан, то будь подобен братьям твоим и самомнением не отличайся от них" [ 32 ].
"Так как всем чрезвычайным питается тщеславие и когда самые добрые дела надмевают нас, тогда что само в себе есть врачевство спасительное делается для нас ядом убийственным" [ 33 ].
Авва Исаия говорил: "Если совершаешь молитвы и подвиги со смиренномудрием, как недостойный, то они будут благоприятны Богу. Если же вспомнишь о другом спящем или нерадящем и превознесешься сердцем, то тщетен труд твой" [ 34 ].
Авва Евфимий: "Если кто из новоначальных тщится явно и всенародно превзойти брата в посте и сердечном сокрушении, впадает в худший грех. Первый пост - бегать самоволия и самозакония, добра своего не разглашать и не делать явно. Не в том воздержание - гнушаться пищей в укор брату своему. Лучше, не отрицаясь от малой еды при общей трапезе, блюсти крайне сердце и тайно бороться с тайными страстями. Образ внешнего и чувственного делания - Ветхий Завет, он же никого не делает совершенным. А Святое Евангелие есть образ внутреннего внимания, то есть - чистоты сердца" [ 35 ].
Один старец говорил: "Многие удручили подвигами плоть свою, но, сделав это без рассуждения, отошли из здешней жизни без всякого плода, без всякого приобретения. Наши уста смердят от поста; все Писание мы знаем наизусть; песнопения Давида столько усвоили мы себе, что они сделались как бы нашим произведением; но не имеем того, чего Бог требует от нас, - смирения" [ 36 ].
Иоанн Лествичник: "Как бы ни возвышенны были наши подвиги, но если мы не стяжали болезнующего сердца, то эти подвиги и ложны и тщетны" [ 37 ].
"Что значит трудиться безрассудно?" - говорит епископ Игнатий. Отвечает: "Трудиться с плотским разгорячением, с тщеславием, с хвастовством, уничижением других братий, не могущих нести такого труда. Такой труд, как бы он ни был усилен, долговремен, полезен для обители в вещественном отношении, не только бесполезен для души, но и вреден как наполняющий ее самомнением, при котором нет места в душе ни для какой добродетели" [ 38 ].
Для рассудительного делания отцы советуют точно соизмерять подвиги со своими силами, не слепо подражая древним отцам в подвижничестве, а перенимая самую суть их подвигов, их назначение, их принцип действия, а меру определять уже по себе.
"Если ты понудишь тело немощное на дела, превышающие силы его, то этим влагаешь в душу твою помрачение и приносишь ей смущение, а не пользу", - сказал Исаак Сирин [ 39 ].
Авва Евагрий передал изречение одного старца: "Всякий подвиг должен быть благовременным и соразмерным. Подвиг, возложенный безвременно и несоразмерно с силами, может быть выдержан только в течение краткого времени, а всякое делание, совершаемое в продолжение краткого времени, потом оставляемое, более вредно, чем полезно" [ 40 ].
Описывая дивные подвиги святых отцов в одном общежитии, св. Иоанн Лествичник заключает: "Удивляться трудам сих святых - дело похвальное; ревновать им - спасительно, а хотеть вдруг сделаться подражателем их жизни есть дело безрассудное и невозможное" [ 41 ].
"Добродетели наши должны непременно иметь примесь нечистоты, происходящей от немощей наших. Не должно с души своей, с своего сердца требовать больше, нежели сколько они могут дать. Если потребуете сверх сил, то они обанкротятся, а оброк умеренный могут давать до кончины вашей; довольствуясь им, вы будете совершать себя до смерти и не умрете с голода", - писал еп. Игнатий [ 42 ].
Приведем еще одно очень важное наставление о внешнем и внутреннем подвиге святителя Игнатия, изложенное им в письме, где особенно ясно излагается суть этого вопроса: "Иные так устроены Создателем, что должны суровым постом и прочими подвигами остановить действие своих сильных плоти и крови, тем дать возможность душе действовать. Другие вовсе не способны к телесным подвигам: всё должны выработать умом, у них душа сама по себе, без всякого предуготовления, находится в непрестанной деятельности. Ей следует только взяться за орудия духовные. Бог является человеку в чистоте мысленной, достиг ли ее человек подвигом телесным и душевным, или - одним душевным. Душевный подвиг может и один, без телесного, совершить очищение; телесный же, если не перейдет в душевный, - совершенно бесплоден, более вреден, чем полезен: удовлетворяя человека, не допускает его смириться, напротив того, приводит в высокое мнение о себе как о подвижнике, не подобном прочим немощным человекам. Впрочем, подвиг телесный, совершаемый с истинным духовным рассуждением, необходим для всех одаренных здоровым и сильным телосложением, с него начинать - общее правило иноческое. Большая часть тружеников Христовых, уже по долговременном упражнении и укоснении в нем, начинают понимать умственный подвиг, который непременно должен увенчать и подвизающегося телесно, без чего телесный подвижник -как древо без плодов, с одними листьями.
Мне и тебе нужен другой путь (продолжает св. епископ Игнатий, обращаясь к иноку, которому пишет, - сам владыка был особенно многоболезнен, испытывал тяжкие телесные недомогания): относительно тела нам надобно хранить и хранить благоразумную ровность, не изнурять сил телесных, которые недостаточны для несения общих подвигов иночества. Все внимание наше должно быть обращено на ум и сердце: ум и сердце должны быть выправлены по Евангелию. Если же будем изнурять телесные силы по пустой, кровяной ревности к телесным подвигам, то ум ослабеет в брани с духами воздушными, миродержителями тьмы века сего, поднебесными, падшими силами, ангелами, сверженными с неба. Ум должен будет ради немощи тела оставить многие сильные, существенно необходимые ему оружия - и потерпеть безмерный ущерб..." [ 43 ].
Очень ценный совет: мы должны приготовлять в себе телесными трудами почву для насаждения умственного и сердечного делания и прежде всего стараться сохранить ровность. Пост, бдение, молитва - все должно идти ровно, мерно, спокойно, не уклоняясь ни в какую крайность. Тогда создаются прекрасные возможности для внутреннего делания, для внимания и трезвения. В том же письме находим такой совет тому же иноку: "В молитвенном подвиге будь свободен... Не гоняйся за количеством молитвословий, а за качеством их, то есть чтобы они произносимы были со вниманием и страхом Божиим... Тебе надобно умеренною наружною жизнью сохранить тело в ровности и здравии, а самоотвержение явить в отвержении всех помышлений и ощущений, противных Евангелию. Нарушение ровности нарушит весь порядок и всю однообразность в занятиях, которые необходимы для подвижника" (там же). Подобный же совет относительно поста находим у святителя Феофана: "Поста не чуждайтесь. Он - вещь прелюбезная. Только помалу... Обычно так, чтоб после еды все в душе оставалось по-прежнему, т.е. и та же теплота сердца, и та же светлость мысли. Это мерка" [ 44 ]. - Скорее всего, такой же меркой можно размерять и все другие наши делания.
Видно, что нашему времени уже не даны сильные, действенные подвиги внешние; об этом говорят многие последние отцы Церкви, да и у древних находим такие же пророчества о последних христианах: что те будут проводить жизнь очень слабую, даже и монахи, но спасаться будут терпеливым несением скорбей и искушений. Конечно, и теперь найдется множество смелых людей, способных на высокие подвиги, - но найдутся ли такие, которые способны разумно ими воспользоваться?! Внешние подвиги все более и более заменяются внутренними, не менее трудными, а внутренние - все более заменяются тяжкими скорбями и искушениями, окружающими христианина со всех сторон. Положение истинных христиан будет все более напоминать положение трех еврейских отроков в пещи вавилонской, объятых страшным, ревущим пламенем и только чудом не сгоравших в нем. Сохранить правильное, кроткое, безропотное, молитвенное внутреннее свое состояние, сохранить сердце от скверн беснующегося мира, не изменить Православию - вот немалый подвиг в наше время. "Сейчас уже вопрос состоит не в том, чтобы быть "хорошим" или "плохим" православным христианином, вопрос сейчас стоит так: сохранится ли наша вера вообще? У многих она не сохранится..." [ 45 ] - говорит современный нам отец - Серафим Роуз ( 1982 г.).
Другой современный нам отец, игумен Никон ( 1963 г.), говорит: "Святые угодники объясняют нам, что в последние времена монашества не будет вовсе, или кое-где хоть останется наружность, но без делания монашеского. Не будет никаких собственных подвигов у ищущих Царствия Божия. Спасаться же будут только терпением скорбей и болезней. Почему не будет подвигов? Потому что не будет в людях смирения, а без смирения подвиги принесут больше вреда, чем пользы, даже могут погубить человека, так как они невольно вызывают высокое мнение о себе у подвизающихся и рождают прелесть. Только при руководстве очень опытных духовных людей могли бы быть допущены те или иные подвиги, но их теперь нет, не найти. Руководителем является Сам Господь, да отчасти книги, кто имеет их и может понимать. Как же руководит Господь? - Попускает гонения, оскорбления, болезни, длительную старость с тяготой и немощами. Без смирения человек не может без вреда для себя получить и какие-либо дарования Божий. Вот почему и предсказано, что в последние времена ввиду усилившейся гордости люди будут спасаться только терпением скорбей и болезней, а подвиги от них будут отняты" [ 46 ].
По-видимому, те, кто теперь истинно ищет спасения души и желает охраниться от разных соблазнов и прелести, должны проводить жизнь самую скромную, все делать очень осторожно и соразмеренно, особенно хранить себя от всего показного и выдающегося, ненавидеть в себе тщеславие, по возможности скрывать свои подвиги от людей. Мы опять возвращаемся к временам как бы тайного, сокровенного христианства, должны скрывать свои добродетели, но не по причине гонения от язычников, а по причине гонения от страстей и лжи - как вовне, так и внутри нас. После сказанного необходимо сделать еще одно предостережение: многие из нас, ясно увидев свои слабые силы, неспособность к правильному несению сильных, действенных внешних подвигов, охладив свой первоначальный душевный пыл, основанный на самомнении, могут впасть в такую крайность: вообще оставить внешнии труды и упражнения; при всяком случае, требующем усилия и борьбы над собой, отсечения своей воли, смоотречения, оправдавшись немощью, убегать от этой брани, говоря: "Мы такие слабые, теперь не те времена; если мы начнем утруждать себя, то впадем в прелесть", или: "С нас теперь малый спрос! лишь бы не грешить тяжко, а остальное - как-нибудь", и т.п. Ленивый, расслабленный, своевольный человек может с радостью схватиться за подобные вышеприведенным высказываниям свв. отцов, чтоб оправдать ими свое бездействие, со спокойной совестью предаться покою и небрежению, думая, что ему достаточно для спасения одного такого "смиренного" самовозрения. Но на самом деле такое смирение может быть ложным. Истинно смиряется от своей немощи только тот, кто не жалеет себя, требователен к себе, бодрствует, но при этом наталкивается на свою немощь и познает чрез это свое падение. К таким-то и обращены предложенные советы, дабы придержать эту их ревность в рамках полезного. Бездельнику же, который постоянно ищет покоя и беспечности, опрвдываясь немощностью, напомним другие высказывания отцовские:
"Непрестанно бодрствуй над собою, чтобы не быть обольщенным и сведенным в заблуждение, чтоб тебе не впасть в леность и нерадение, чтоб не быть отверженным в будущем веке. Горе ленивым! приблизился конец их и некому помочь им, нет им надежды спасения"(Антоний Великий) [ 47 ].
"Возненавидь все мирское и самый телесный покой: потому что они соделывают тебя врагом Божиим. Как воин, имеющий сопротивника, сражается с ним, так и мы должны сражаться с телом, не допуская ему нежиться и расслабляться от излишнего успокоения" (авва Исаия, отшельник) [ 48 ].
"Подвижник должен поддерживать здоровье и силы тела настолько, чтоб тело сохраняло способность служить Богу. Чрезмерное развие здоровья и дебелости в теле вводит его в тяжелое плотское состояние, возбуждает в нем скотоподобные движения и влечения в неодолимой силе, отнимает у него всю способность к ощющениям духовным. Тот, кто соделает свое тело легким посредством умеренного поста и бдения, доставит ему и самое прочное здоровье и соделает его способным принять в себя духовные движения, т.е. действие Св. Духа" [ 49 ].
"Кто держит себя как должно, тот трудится, себя не жалея, себе внимая и возгревает в сердце религиозные чувства. Как только начнет он оттягивать от трудов по богоугождению, тотчас за сим следует блуждание мыслей и охлаждение сердца. Если не остановится, то быстро ниспадает в нерадение и беспечность, нечуствие и рассеянность. Это паралич душевный, или погружение души в смерть" [ 50 ].
"везде потребно нам, - говорит св. Иоан Златоуст, - усердие и многое разжение души, готовое ополчиться против самой смерти, ибо невозможно Царствие получить" [ 51 ].
"Не грех только плотской, но всякое угодие плоти в пище, питии, сне, покое, положении или пресекает духовные движения, или умаляет силу их напряжения" [ 52 ].
"Себя пожаление идет заодно с самоугодием и вообще с самолюбием и есть корень всех послаблений, опущений, равнодушия и беспечности. Слыхали вы фразу: живущий в нас грех? - Вот он-то и есть саможаление со свитою его. Если будете поблажать ему хоть иногда, то это всегда будет как параличом разбивать всякое предшествовавшими трудами стяжанное добро" [ 53 ].
"То правда, что саможаление и самоугодие не всякого ведут прямо к видимо худой жизни, но тем не менее всю жизнь делают бесплодною. Кто страдает ими, тот ни тепл, ни хладен, ни то ни се" [54].
"Грех, живущий в нас, - корень и источник всех грехов, - есть самость, или самолюбие. Первородные дщери его суть саможаление и самоугодие. Чрез первое он всегда приводит ко второму и устрояет порядок и характер жизни, противоположной богоугождению. Не подумай, что это образ жизни явно грешной. Нет! Эта жизнь исправна, только вся ведется из-за самоугодия. Саможаление и самоугодие допускают дела, относящиеся к богоугождению, но под непременным условием, чтоб они не нарушали их покоя или и их питали. Таким образом, иной и благочестив, и добродетелен, а между тем опутан самоугодием. Такие услышат на суде: не знаю вас! ...Положили мы то и то делать, сознав то нужным в деле устроения спасения и потому угодным Богу; а потом отказываемся от этого, не почему другому, как потому, что жаль себя, жаль от сна отнять нечто, жаль пищи немного не добрать, жаль потрудить себя, и подобное...
Пожалев себя, оставляем дела, какие по совести сочли нужными для себя в деле спасения. Следовательно, в этих действиях мы переходим от богоугождения и содевания спасения к самоугодию, действуем поперек того, как положили действовать... Чаяли мы и Царствие получить и покойно жить, всласть себе, что не совместимо. У свв. подвижников и говорится повсюду, что кто хочет как должно идти путем спасения, тот должен определить себя на смерть, - не на какие-либо лишения ничтожные, а на лишение даже самой жизни, - чтоб стоять в начатом до положения живота... Если ты поддаешься саможалению, то еще не отвергся себя, то еще и шагу не сделал по пути в след Христа Господа. Только мысли и речи у тебя были об этом, а дело еще не последовало" (еп. Феофан) [ 55 ].
"Начало помрачения ума прежде всего усматривается в лености к Божией службе и к молитве. Ибо, если душа не отпадет сперва от этого, нет иного пути к душевному обольщению; когда же лишается она Божией помощи, удобно впадает в руки противников своих... " [ 56 ].
"Остерегайтесь праздности, потому что в ней сокрыта верная смерть, - и без нее невозможно впасть в руки домогающихся пленить нас. В день оный Бог будет судить нас не о псалмах, не за оставление нами молитвы, но за то, что опущением сего дается вход бесам. А когда, нашедши себе место, они войдут и заключат двери очей наших, тогда мучительски исполняют на нас то, что подвергает Божиему осуждению и жесточайшему наказанию..." (он же) [ 57 ].
"Блюдись поблажать себе в малом, чтобы не дойти до поблажек в большом и до великих падений. И малая небрежность, как сказал некто, нередко ведет к великим опасностям. И в малом и незначительном быть всегда трезвым - вот мудрость" (он же) [ 58 ].
"Свойство пожеланий человеческих таково, что необходимо научиться побеждать их на мелочах. Приучившийся побеждать мелочные пожелания, обуздает и великие. Побеждающийся малыми пожеланиями, победите непременно и великими. Невозможно преодолеть ни страсти вожделения, ни страсти гнева, не научившись побеждать вообще все пожелания, чем исключительно исправляется испорченность воли" [ 59 ].
Богоугождение ревностное есть отрадное, окрыляющее дух шествие к Богу. Без него можно испортить все дело. Надо все делать во славу Божию, наперекор живущему в нас греху; а без сего мы будем все исполнять только по привычке, по требованию приличия, потому что так издавна делалось и так делают другие...
Итак, ясно, что без ревности христианин - плохой христианин, вялый, расслабленный, безжизненный, ни тепел, ни хладен, - и жизнь такая не жизнь. Сие ведая, потщимся явить себя истинными ревнителями добрых дел, чтобы быть истинно угодными Богу" (Феофан Затворник).
Так что каждый из нас, имея ввиду все сказанное, должен найти свой путь, свою меру.

КАК СМИРЕНИЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЛОЖНЫМ

Здесь часто повторялось: надо смиряться, ищи прежде всего смирения и т.п. Но надо сказать, что и смирение может быть ложным.
Во-первых, надо точно различать смирение от смиренномудрия, а смиренномудрие от смиреннословия. С м и р е н и е есть одна из высших евангельских добродетелей, превысшая человеческого постижения. Смирение божественно, оно есть учение Христово, свойство Христово, действие Христово. Иоанн Лествичник говорит, что одни водимые Божиим Духом могут удовлетворительно рассуждать о смирении. Желающий приобрести смирение должен с тщательностью изучать Евангелие и с такою же тщательностью исполнять все заповедания Господа нашего Иисуса Христа. Делатель евангельских заповедей может прийти в сознание своей собственной греховности и греховности всего человечества, наконец, в сознание и убеждение, что он грешнейший и худший всех человеков. Смирение есть сердечное чувство.
С м и р е н н о м у д р и е же есть образ мыслей, заимствованный всецело из Евангелия от Христа. Сначала должно приобучаться к смиренномудрию, по мере упражнения в смиренномудрии душа приобретает смирение [ 60 ]. Смирение даруется душе Богом, это уже действие благодати Божией, смиренномудрием же мы приготовляем себя к смирению, показываем Господу наше желание иметь святое смирение. Смиренномудрствуя, христианин старается делать все так, как бы он уже имел смирение, - в отношениях с близкими, во всех своих действиях, в помыслах, хотя душа его еще не смирилась, ему приходится держать себя в смиренном настроении через принуждение, все время удерживая все свои дерзкие порывы. Но это не есть притворство и фальшь, так как здесь цель та, чтобы этим поведением действительно стяжать смирение, и, конечно, для этого надо вести себя скромно, говорить тихо, ходить спокойно, не спорить, не выказываться и т. д.
Но очень похоже на смиренномудрие с м и р е н н о с л о в и е. По большей части действия его как будто те же, видится снаружи так же, но внутри совсем иное. Смиреннословие имеет внутри другую цель, оно желает показаться людям смирением, с этой целью принимает смиренный вид, потупляет взор, говорит тихие, скромные слова: во всем виде тихость и сдержанность; или же говорит о себе обличительные фразы - все это напоказ, ради мнения человеческого.
"Сколько полезно укорять себя и обвинять в греховности пред Богом в тайне душевной клети, столько вредно делать это пред людьми. В противном случае мы будем возбуждать в себе обольстительное мнение, что мы смиренны", - говорит епископ Игнатий. Он замечает интересную вещь: что миру очень не нравится истинное смирение в людях, а ложное, притворное всегда очень привлекает его. Святитель пишет: "Преуспевшие в монашеской жизни стяжавают особенную свободу и простоту сердца, которые не могут не вынаруживаться в их обращении с ближними. Они не нравятся миру! он признает их гордыми... Мир ищет лести, а в них видит искренность, которая ему не нужна, встречает обличение, которое ему ненавистно" [ 61 ]. Замечено, что истинно смиренные люди, любящие ближних, не заботятся о внешнем впечатлении своем на них, они внимают душе своей и заняты тем, чтоб действительно исполнить по отношению к ближнему Христовы заповеди; внешнее обращение таких людей бывает очень сдержанное, иногда кажется даже чрезмерно суровым или жестоким. Но само время потом открывает - что эти люди проявили искреннюю заботу о ближних, действительно сострадали и оказали помощь. А лицемеры, притворщики, лжесмиренные часто бывают необыкновенно радушны, милы, услужливы; но случись скорбь, беда, затруднение - они окажутся далекими, холодными и чужими, безразличными ко всем страданиям близких. Это-то и есть закваска фарисейская, беречься которой заповедовал Своим ученикам Господь наш Иисус Христос.

КАК НАУЧИТЬСЯ РАСПОЗНАВАТЬ ХИТРОСПЛЕТЕНИЯ СТРАСТЕЙ И КОЗНИ ЛУКАВЫХ ДУХОВ

У многих свв. отцов, опытно прошедших все ступени духовной брани, находим очень важные, тонкие, проницательные замечания, раскрывающие разнообразные личины страстей, их прикрытые лукавством ходы и лазейки, без знания которых успех в духовной битве почти невозможен. Или мы должны иметь опытного руководителя, хорошо знающего все эти тонкости и хитросплетения вражеские; или сами, изучая писания свв. отцов, должны иметь в виду все эти возможные уловки наших врагов - страстей и демонов, иначе не возможно не впасть в их сети. Так важно в духовной жизни следование святым отцам, постоянное, внимательное обучение этой науке из их аскетических опытов, описанных во многих душеполезных писаниях.
К примеру, из книги святого Иоанна Лествичника узнаем следующие очень важные вещи: узнаем, что обычно бесы выкапывают нам три ямы: во-первых, борются, чтобы воспрепятствовать нашему доброму делу. Во-вторых, когда в сем первом покушении бывают побеждены, то стараются, чтобы сделанное не было по воле Божией. А если и в сем не получают успеха, тогда уже, тихим образом приступивши к душе нашей, ублажают нас как живущих во всем богоугодно. [ 62 ]
Как, черпая воду из источников, иногда неприметно зачерпываем и жабу, так часто, совершая дела добродетели, мы тайно выполняем сплетенные с ними страсти. Например, со страннолюбием сплетается объядение, с любовью - блуд, с рассуждением - коварство, с мудростью - хитрость, с кротостью - тонкое лукавство, медлительность и леность, прекословие, самочиние и непослушание; с молчанием сплетается кичливость учительства, с радостью - возношение, с надеждою - ослабление, с любовью - опять осуждение ближних, с безмолвием- уныние и леность, с чистотою - чувство огорчения, с смиренномудрием - дерзость. Ко всем же сим добродетелям прилипает тщеславие, как отрава [ 63 ]. Дух тщеславия радуется, когда видит умножение добродетелей, т. к. дверь тщеславию - умножение трудов [ 64 ]. Мы тщеславимся, когда постимся; но когда разрешаем пост, чтобы скрыть от людей свое воздержание, - опять тщеславимся, считая себя мудрыми. Побеждаемся тщеславием, одеваясь в хорошие одежды, но и в худые одеваясь, опять тщеславимся. Станем говорить - побеждаемся тщеславием; замолчим - и опять им же побеждаемся. Как ни брось сей троерожник, все один рог станет вверх [ 65 ]. Скверное тщеславие научает нас принимать образ добродетели, которой нет в нас, убеждая, что это необходимо для пользы ближних, как сказано: тако да просветится свет ваш пред человека, яко да видят ваша добрая дела (Мф. 5, 16) [ 66 ]. Тщеславие делает гневных кроткими перед людьми [ 67 ]. Оно удобно присоединяется к естественным дарованиям и через них нередко низвергает окаянных рабов своих [ 68 ]. Гордость часто даже благодарит Бога и в этом благодарении находит себе пищу, так как она поначалу не явно отвергает Бога, но под видом такого благодарения оправдывает свое возношение [ 69 ]. Многие из гордых, не зная самих себя, думают, что они достигли бесстрастия, и только при исходе из сего мира усматривают свое убожество [ 70 ]. Иногда находящегося среди мира страсти не беспокоят, оттого что он уже вдоволь насытился ими, видя и слыша греховное; или же оттого что бесы намеренно отступают, оставляя духа гордости, который с успехом заменяет собою всех прочих [ 71 ]. Но есть и ложное смирение, когда называют себя грешниками, даже может и думают о себе так, - но уничижение от других показывает иное, что внутри-то они о себе высокого мнения [ 72 ]. Бесы часто преобразуются в Ангела света и в образ святых и мучеников и представляют нам во сне, будто мы к ним приходим, а когда пробудимся, то приводят нас от впечатления сна в радость и возношение [ 73 ]. Также от частого псалмопения и во время сна приходят на ум слова псалмов, но иногда и бесы представляют их нашему воображению, чтобы привести нас в гордость [ 74 ]. Бесы - пророки во снах: будучи пронырливы, из обстоятельств они заключают о будущем и открывают нам это во сне, чтобы мы, когда виденное исполнится, удивились и думали о себе, что уже стали прозорливыми [ 75 ]. Иногда же бес тщеславия внушает одному брату какие-либо помыслы, а другому открывает об этих помыслах и подстрекает объявить ему, что у него на сердце, и через это ублажает его как прозорливца [ 76 ]. Иногда страсть тщеславия внушает выказать добродетель воздержания в пище, а страсть объядения понуждает разрешить - и между ними устраивается целая ссора из-за бедного человека [ 77 ].
Монаху, по отречении от мира, бесы часто приносят помыслы, ублажающие тех, кто в миру совершает подвиг сострадательности и милосердия, а его жизнь в монастыре представляют лишенной таких добродетелей и потому ничтожной: через такое ложное смирение влекут его в мир [ 78 ]. Или же приходит лукавая мысль: не уходить из мира, но там, находясь среди искушений, но не поддаваясь им, - проводить честное житие, это, мол, подвиг, высший монашеского, и достоин большей награды. (Цель же врага - среди соблазнов скорее погубить человека [ 79 ].) Когда монах на год или на несколько лет удалится от своих родных, знакомых и приобретет некоторое умиление, благоговение, воздержание, тогда начинают приходить к нему суетные помыслы - идти в свое отечество для назидания тех, кто видел раньше его соблазнительное поведение, чтоб теперь их своим примером учить и спасать, на самом же деле - чтоб он опять впал в те же страсти; такова затея диавола [ 80 ]. Также и во сне демоны часто показывают ему его страдающих родных или находящимися в болезнях, чтоб монаха тянуло в мир, чтоб лишить его внимательной жизни [ 81 ]. А у иных монашествующих, когда они бывают в городах, и среди молвы возбуждаются слезы умиления, - и это дают им бесы, чтоб они думали, что и там они могут прекрасно молиться и не получать вреда, и чтоб без страха сближались с миром [ 82 ]. На безмолвника бесы блуда нападают с особой силой, внушая ему, что он никакой пользы от своей пустыни не получает; но от находящегося в миру монаха они часто отходят, чтоб, видя себя свободным от брани, он предпочел оставаться с мирскими [ 83 ]. Послушникам диавол внушает желание безмолвия, крайнего поста, неразвлекаемой молитвы, совершенного нетщеславия, незабвенного памятования смерти, всегдашнего умиления, превосходной чистоты и влекут его перескочить через предлежащие степени, чтоб они искали совершенств прежде времени и через это не получили их в свое время. А пред безмолвствующими обольститель сей ублажает страннолюбие послушников, их служения, братолюбие, служение больным и т. д., чтоб этим и тех сделать нетерпеливыми [ 84 ]. Когда кто, живя в общежитии, впадет в искушение, бесы немедленно начинают советовать ему в помыслах идти на безмолвие [ 85 ]. Находящихся в повиновении они иногда оскверняют телесными нечистотами, делают их окамененными сердцем и тревожными, наводят сухость и бесплодие, леность к молитве, сонливость, омрачение, чтоб внушить им, будто они никакой пользы не получают от своего повиновения, а наоборот - идут вспять, чтоб этим отторгнуть их от подвига послушания [ 86 ]. А тем, которые благодаря своему послушанию исполнились сердечного умиления, стали кроткими, воздержными, усердными, свободными от браней и страстей, ревностными, которые сделались такими чрез покров своего отца, бесы вкладывают мысль, что они уже сильны к безмолвию и могут через него достичь совершенства и бесстрастия. Таким образом - из пристани уводят их в бурное море и погружают на дно [ 87 ]. Бесы часто возбраняют нам делать легчайшее и полезное, а между тем побуждают предпринять труднейшее [ 88 ], но познавший себя никогда не бывает поруган, чтоб предпринять дело выше своей силы [ 89 ].
Многообразно и неудобопостижимо лукавство нечистых духов, и не многими видимо, да и теми не вполне, например: отчего бывает, что мы иногда, и наслаждаясь и насыщаясь, бдим трезвенно, а находясь в посте и злострадании, сильно отягощаемся сном? Отчего в безмолвии чувствуем сердечную сухость, а пребывая с другими - исполняемся умиления? Отчего, будучи голодны, претерпеваем искушения во сне, а насыщаясь, бываем свободны от сих искушений? Отчего в скудости и воздержании бываем мрачны и без умиления; когда же, напротив, пьем вино, тогда бываем радостны и легко приходим в умиление?.. [ 90 ]
Во время молитв лукавый дух напоминает о нужных делах и всячески старается отвлечь от собеседования с Господом под любым благовидным предлогом: производит дрожание, боль в голове, жар, боль в животе. Как только кончается время молитвы - все это исчезает [ 91 ]. Находящегося в блудном искушении волк сей обманывает, производя в душе его бессловесную радость, слезы и утешение, и тот думает, что это благодать, а не тщета и прелесть [ 92 ]. При псалмопении иногда происходит сладость не от словес Духа, а от беса блуда [ 93 ]. Некоторые от души молятся о своих возлюбленных, будучи движимы духом блуда, а думают, что исполняют долг памяти и закон любви [ 94 ]. Склонные к сладострастию часто бывают сострадательны и милостивы, скоры на слезы и ласковы; но пекущиеся о чистоте не бывают таковы [ 95 ].
Иногда бесы отступают от души, чтобы ввести ее в беспечность, и потом внезапно нападают на бедную душу, расхищают ее и до такой степени приучают к порокам, что она после того уже сама себе наветует и противоборствует [ 96 ]. Часто диавол все усилие и старание направляет на то, чтоб монашествующие были боримы противоестественными страстями. Поэтому некоторые из них, бывая в обществе с женским полом и не боримые при этом пехотными помыслами, ублажают себя, не разумея того, что где есть большая пагуба, там в меньшей нет нужды [ 97 ]. Еще бес плотского сладострастия весьма часто вовсе скрывает себя, наводит на инока крайнее благоговение, производит источники слез, когда он сидит среди женщин или беседует с ними, подстрекает его учить их памятованию о смерти, о последнем суде, хранению целомудрия, чтоб привлечь их к нему как к пастырю, но затем, от близкого знакомства получивши дерзновение и воспламенившись внезапно страстью, он наконец подвергается жестокому нападению [ 98 ]. Иногда, сидя с женщинами за столом или находясь в их обществе, монах не имеет никакого худого помышления, но когда он после этого, уверенный в себе, мечтающий, что уже имеет "мир и утверждение", приходит в свою келью, то неожиданно падает в грех, уловленный диаволом [ 99 ].
Бывает, что когда мы насытимся, бесы в нас возбуждают умиление, а когда постимся - ожесточают нас, горько насмехаясь над нами, чтоб мы, прельстившись ложными слезами, предались наслаждению [ 100 ]. Бесы под видом того, чтоб мы скрывали добродетель поста, понуждают без меры есть и пить, когда к нам приходят другие [ 101 ]. Когда бесы видят, что мы, услышав смехотворную речь, хотим скорее отойти от вредного рассказчика, тогда влагают в нас ложносмиренные мысли: "не опечаливай его", - внушают они, или: "не выставляй себя более боголюбивым, чем прочие", и т.д.- Но не должно им верить, а скорее отскочить прочь [ 102 ]. До падения нашего бесы представляют нам Бога человеколюбивым, а после падения - жестоким [ 103 ]. Иногда во время нашего гнева лукавые бесы скоро отходят от нас, чтоб мы вознерадели об этой вредной страсти; как некоторые говорят: "я хоть и вспыльчивый, но скоро отхожу", - и, таким образом, болезнь эта может сделаться неисцельной [ 104 ]. Также многим из гневливых диавол дает силу усердно упражняться во бдении, посте и безмолвии и под видом покаяния и плача подлагает им вещества, питающие их страсть [ 105 ]. Сребролюбие часто начинается под видом раздаяния милостыни нищим, а оканчивается ненавистью к ним [ 106 ], и т. д.
Между нечистыми духами есть и такие, которые в начале нашей духовной жизни толкуют нам Божественные писания. Они обыкновенно делают это в сердцах тщеславных и еще более - в обученных внешним наукам, чтобы, обольщая их, мало-помалу ввергнуть наконец их в ереси и хулы. Мы можем узнавать сие бесовское богословие, или - лучше сказать - богоборство, по смущению, по нестройной и нечистой радости, бывающей в душе во время сих толкований... [107]
Такие и многие подобные разоблачения демонских козней часто узнаем из писаний свв. отцов Церкви. Вот почему так важно изучение и знание святоотеческой аскетической науки, конечно же - для самого прямого практического пользования ею в нашей жизни. Значит, как глубоко заблуждаются те, кто считает, что изучение отцов, жизнь по их руководствам уже не подходит для нашего времени. Но мы без этого знания более жалки, чем слепой, оказавшийся в густом лесу без проводника. Другое дело, что правильно применить это учение не так просто. Опять же необходима большая осторожность и рассудительность. Святые отцы в своих советах и наставлениях часто как будто противоречат друг другу, говорят и советуют разное, даже противоположное, но это не так. Точно определить и указать путь каждому человеку общими советами невозможно: путь духовной жизни каждого очень индивидуален; но святые отцы определяют нам одни направления, очерчивают границы безопасной местности, указывают пропасти и трясины. Иногда - громкими призывами то к одному направлению, то к иному - они как бы ограждают нам безопасный коридор, предохраняя нас как от одной крайности, так и от другой. Выбор же самого пути, также разных способов этого путешествия остается за каждым идущим - по его особенностям и способностям. Но без этого отцовского опыта мы непременно заплутаем!
"Никто так не опасен для нас, как мы сами!" [ 108 ].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак: из всего сказанного здесь о разных духовных добродетелях и подвигах становится очевидно, как мало мы должны доверять своему разуму, сердцу, своим добрым делам и вообще всему, что нам может казаться похвальным в нас самих. Остается еще предупредить об одной, возможной крайности: чтоб тогда, когда мы подвергаем пересмотру и переоценке все наши добродетели и найдем, что большая часть их или же все они нечисты, осквернены, не могут быть угодны Богу по своей нечистоте; когда мы, встав на путь недоверия к себе, начнем обнаруживать великое множество тайных недугов своей души и в конце концов увидим, что совершенно никуда не годимся в настоящем нашем состоянии, - чтоб тогда не впасть нам в уныние и расслабление, не опустить рук от зрения той безобразной картины, которая откроется в нашем сердце. В духовной брани это известное оружие злых сил: кого они не смогут увлечь в прелестное, самодовольное, восторженное состояние, тех, наоборот, вовлекают в состояние безнадежное, холодное, нечувствительное, ожесточенное. Почти каждый искренний, самоотверженный, ищущий истинного смирения христианин обязательно проходит через этот скорбный, пустынный, безводный этап пути. И как раз в этом искушении выказываются настоящее мужество, вера, молитвенное взыскание Бога, упование на Него. Часто к нашим естественным немощам, к недугам души, к ее томлениям, тяготам, печалям злые духи присоединяют еще большее мучительнейшее томление, муку, скорбь, изнеможение, так что это состояние бывает крайне тяжелым и невыносимым. Но без этих скорбей не обойтись на пути ко спасению.
У свв. отцов так много говорится о благодушном терпении этих внутренних скорбей, об огромной пользе от них душе, о необходимости терпения таких скорбей, что здесь уже об этом повторять излишне. Приведем только несколько слов о том, что надо быть снисходительным к своим немощам и не требовать от себя чрезмерного.
У Никодима Святогорца читаем: "Не на Фавор только охотно иди во след Господа, но и на Голгофу, то есть - не тогда только, когда чувствуешь внутри себя Божественный свет и духовные утешения и радости, но и когда нападают омрачения, скорби, туги и горечи, которые приходится иной раз вкушать душе от демонских искушений, внутренних и внешних. Пусть даже охлаждение это будет сопровождаемо таким омрачением и смущением, что ты не будешь знать, что тебе делать и куда обратиться, не бойся и при этом; но стой твердо в своем чине" [ 109 ]. "Случается иной раз, что тогда, как душа томится в таком охлаждении, таком безвкусии ко всему духовному, враг нападает сильнее, воздвигая дурные помыслы, срамные движения и прельстительные сновидения. Цель у него та, чтоб вдавшись в нечаяние от чувства оставления Божия, человек опустил руки и склонился на что-либо страстное, ибо после сего ему уже легко увлечь его опять в водоворот греховной жизни. Зная сие, стой твердо. Пусть бушуют волны греховные окрест сердца, но пока есть у тебя нехотение греха и желание пребывать верным Богу, кораблик твой цел" [ 110 ].
"...Много пользы доставляют душе такое огорчение и эта сухость сердца или оскудение духовной радости и сладости, когда принимаем их и переносим со смирением и терпением... Ибо душа, находясь в состоянии такой сухости, вкушая эту горечь и страдая от таких искушений и помыслов, о которых одно воспоминание приводит в трепет, отравляет сердце и совсем почти убивает внутреннего человека, - душа научается не доверять себе и не полагаться на свое благонастроение и приобретает истинное смирение, которого так желает от нас Бог..." [ 111 ].
"Если случится тебе впасть в какое-либо простительное погрешение делом или словом, именно: обеспокоиться какою-либо случайностью, или осудить, или услышать, как осуждают другие, или поспорить о чем, или испытать движение нетерпения, суетливости и подозрения других, или понебречь о чем, то не следует крайне смущаться или скорбеть и отчаиваться, помышляя о том, что ты сделал, тем более прилагать к тому печальные о себе думы, что, верно, тебе никогда не освободиться от таких слабостей, или что сила твоего произволения работать Господу слаба, или что ты не как следует шествуешь путем Божиим, обременяя душу свою тысячами и других страхов, от малодушия и печали... И все это происходит, оттого что мы забываем о своей естественной немощи и выпускаем из виду, как следует душе относиться к Богу, именно, что когда душа впадает в какое-либо простительное и несмертное погрешение, то ей следует со смиренным покаянием уповательно обращаться к Богу, а не томить себя излишнею о том печалью, тугою и горечью..." [ 112 ]. "Кто не полагается на себя, но уповает на Бога, тот, когда падет, не слишком дивится сему и не подавляется чрезмерною скорбию; ибо знает, что это случилось с ним, конечно, по немощности его, но паче по слабости упования его на Бога. Поэтому вследствие падения усиливает ненадеяние свое на себя, паче же тщится усугубить и углубить смиренное упование свое на Бога и спокойно и мирно несет покаянные труды..." [ 113 ]. "Чем же скорбь павших мрачнее и безотраднее, тем обличительнее, что они слишком много уповали на себя и очень мало на Бога: оттого скорбь падения их и не растворяется никакою отрадой" [ 114 ].
Святитель Игнатий говорит: "О таковых ежедневных и ежечасных падениях не должно безмерно печалиться: ибо это хитрость врага, хотящего безмерною печалью ввести в душу расслабление. О таких-то прегрешениях говорит Серафим Саровский, что не должно себя осуждать, когда случится преткновение, но, думая о себе, что мы способны ко всем грехам, что наше преткновение не есть новость и необычность, ходить пред Богом в сокрушении духа, исполненного мыслей покаяния. Это-то Бог не уничижит, т. е. сердце сокрушенное и смиренное поставит превыше преткновений" [ 115 ]. "...Не только относительно тела, но и относительно души не все бывает так, как мы хотим, а большая часть зависит от обстоятельств. Почему, по возможности отклоняй причины расслабления, зависящие собственно от нас, надо пребывать мирным, повергая себя с немощами своими в пучину милосердия Божия" [ 116 ]. "...Добродетели наши должны непременно иметь примесь нечистоты, происходящей от немощей наших. Не должно с души своей, со своего сердца требовать больше, нежели сколько они могут дать" [ 117 ]. "...Будьте снисходительны к душе вашей в ее немощах: излишняя строгость отвлекает от покаяния, приводит в уныние и отчаяние" [ 118 ]. "...Пока мы на пути, пока не взошли в пристанище неизменяемой вечности, мы должны ожидать в себе и в своих обстоятельствах изменений, переворотов, скорбей обыкновенных и нечаянных. Некоторый преподобный отец сказал: "За все слава Богу, - за самые немощи наши; потому что лучше быть грешником и видеть себя таковым, нежели быть по наружности праведником и почитать себя таковым" [ 119 ].

ПРИМЕР ПОКАЯННОГО САМОВОЗЗРЕНИЯ.

Св. Ефрем Сирин:
Злые навыки опутывают меня как сети, и я радуюсь, что связан. Погружаюсь в самую глубину зла, и это веселит меня. Враг ежедневно обновляет узы мои, потому что видит, сколько рад я разнообразию сих уз.
То и достойно рыдания и плача, в том и позор и стыд, что связан я своими хотениями. И еще ужаснее то, что связываю себя теми узами, какие налагает на меня враг, и умерщвляю себя теми страстями, какие его радуют.
Зная, однако ж, коль страшны узы сии, тщательно скрываю их от всех зрителей под благовидною наружностью. На вид облечен я в прекрасную одежду благоговения, а душа опутана срамными помыслами. Пред зрителями я благоговеен, а внутри исполнен всякого непотребства. Совесть моя обличает меня в этом, - и я будто и хочу освободиться от уз своих и каждый день сетую и воздыхаю о сем, но все оказываюсь связанным теми же сетями.
Жалок я, жалко и ежедневное покаяние мое, потому что не имеет оно твердого основания. Каждый день полагаю основание зданию, - и опять собственными руками своими разоряю его. Покаяние мое не положило еще доброго начала; злому же нерадению моему не видно конца. Порабощен я страстям и злой воле врага, губящего меня.
Выжидаю в надежде покаяния и обманываю себя сим суетным обещанием, пока умру. Всегда говорю: покаюсь, и никогда не каюсь. На словах будто усердно каюсь, а делами весьма далек от покаяния.
Что же будет со мною в день испытания, когда Бог откроет все пред судилищем Своим! Конечно, осужден буду на муки, если здесь слезами не умилостивлю Тебя, Судию моего.
После того, как уже приобрел я познание истины, стал я убийцею и обидчиком, ссорюсь за малости, стал завистлив и жесток к живущим со мною, немилостив к нищим, гневлив, спорлив; упорен, ленив, раздражителен, питаю злые мысли, люблю нарядные одежды; и доныне еще очень много во мне скверных помыслов, вспышек самолюбия, чревоугодия, сластолюбия, тщеславия, гордыни, зложелательства, пересудов, тайноядения, уныния, соперничества, негодования.
Не значу ничего, а думаю о себе много; непрестанно лгу, и гневаюсь на лжецов; оскверняю свой храм блудными помыслами, и строго сужу блудников; осуждаю падающих, а сам непрестанно падаю; осуждаю злоречивых татей, а сам и тать и злоречив. Хожу со светлым взором, хотя весь нечист.
В церквах и за трапезами хочу быть на первом месте. Вижу иноков и величаюсь; вижу монахов и кичусь. Домогаюсь того, чтоб казаться приятным для женщин, величавым для чужих, смышленым и благоразумным для своих, совершеннейшим для благоразумных; с благочестивыми обхожусь как мудрейший, неразумных презираю как бессловесных. Если оскорблен, мщу; если почтен, гнушаюсь почтившим; если требуют чего от меня по праву, начинаю тяжбу; а кто говорит мне правду, тех почитаю врагами. Обличаемый, гневаюсь; но если льстят мне, не совсем недоволен.
Не хочу почтить достойного, а сам, будучи недостоин, требую почестей. Не хочу утруждать себя, а если кто мне не услужит, гневаюсь на него. Не хочу идти вместе с работающими, а если кто мне не поможет в деле, злословлю его.
Брату, когда он в нужде, горделиво отказываю, а когда сам нуждаюсь, обращаюсь к нему. Ненавижу больного, а когда сам болен, желаю, чтобы все любили меня. Высших знать не хочу, низших презираю.
Если удержу себя от неразумного пожелания, тщеславлюсь; если преуспеваю в бдении, впадаю в сети непокорности и прекословия; если воздержусь от снедей, утопаю в кичливости и высокомерии; если неусыпен в молитве, препобеждаюсь раздражительностью и гневом; если вижу в ком добродетель, не останавливаюсь на нем вниманием.
Презрел я мирские приятности, но не отстаю от суетного пожелания оных. Если вижу женщину, развеселяюсь. По наружности смиренномудрствую, а в душе высокоумствую; по видимому не стяжателен, а на самом деле обладаю любоиманием. И к чему распространяться? По видимому отрекся я от мира, а на деле опять все думаю о мирском. Во время службы занимаюсь все разговорами, блужданием помыслов, суетными припоминаниями. Во время трапезы вдаюсь в пустословие, имею алчность к подаркам, принимаю участие в чужих падениях, вдаюсь в гибельное соперничество.
Такова моя жизнь! Сколько худого противополагаю я своему спасению! И мое высокомерие, мое тщеславие не дозволяют мне подумать о своих язвах, чтобы уврачевать себя. Вот мои доблестные подвиги! Таким множеством грехов ополчается на меня враг! - И при всем том я домогаюсь прославиться святостью, окаянный. Живу во грехах, а желаю, чтоб почитали меня праведником.
Одно у меня оправдание во всем этом: диавол опутал. Но это не послужило в оправдание Адаму. Конечно, и Каина научил диавол; но и он не избежал осуждения. Что же буду делать, если посетит меня Господь? Никакого нет у меня оправдания в нерадении моем.
Увы, возобладавший мною грех нашел во мне пажить свою, и с каждым днем более и более унижает и погружает меня во глубину свою; и я, окаянный, не престаю прогневлять Бога, не страшась оного неугасимого огня, не трепеща нескончаемых мучений.
О какая власть надо мною греховных страстей! О какое господство злохитрого и коварного змия! Действуя по природе, он входит в торг, дает залог, чтобы продать ум самому греху. Убеждает меня угождать плоти, под предлогом употреблять ее на служение душе; и я препобеждаюсь сластолюбием и, предавшись тотчас невоздержному сну, совершенно лишаюсь ее услуги. Когда молюсь, внушает мне мысль о каком-либо ничтожном удовольствии, и ею, как медною цепью, держит слабый ум мой - и не ослабляет уз, хотя он и порывается бежать.
Так грех блюдет под стражею ум и запирает от меня дверь ведения. Враг непрестанно наблюдает за умом, чтобы не пришел он в согласие с Богом и не воспрепятствовал продать плоть; для того приводит множество перепутанных помыслов, уверяя, что на суде и вопроса не будет о такой малости, что невозможно даже быть и ведению о сих помыслах и что все, подобное сему, предано будет забвению. Но я представляю пред взор себе обличение свое и знаю, что мне угрожает наказание.
Смотрю я, Господи, на грехи свои и сетую, видя их многочисленность. Увы, как это постигло меня такое бедствие? Язык мой говорит прекрасно, а поведение мое срамно и презренно. Горе мне в тот день, когда откроются тайны!
Весьма прекрасны слова мои для других, а дела мои отвратительны. Других учу порядку в мире, а сам, несчастный, предаюсь страсти.
Все дни мои протекли и исчезли в грехах, и ни одного дня не служил я правде. Едва начинал каяться с намерением больше не грешить, как приходил лукавый и уловлял меня по ненависти своей. Горе мне, потому что добровольно попадаюсь в сеть его.
Если выйду пройтись, то выступаю, как праведник и мудрец. Увижу ли, что иной грешит, смеюсь и издеваюсь над ним. Увы, обнаружатся и мои беззакония, - и я посрамлюсь!
О лучше бы мне не рождаться на свет! Тогда не развратил бы меня этот преходящий мир; не видя его, не сделался бы я виновным, не осквернил бы себя грехами и не боялся бы истязания, суда и мучения.
Едва даю я обет принести покаяние, как снова возвращаюсь и впадаю в те же грехи. Радует меня час, проведенный в грехе; и думаю еще, что делаю похвальное. Увы мне! Доселе не помышлял я, что ожидает меня геенна.
Лукавая воля вводит меня в грех; но когда согрешу, слагаю вину на сатану. Но горе мне! потому что сам я причиной грехов моих. Лукавый не заставит меня насильно согрешить, грешу я по своей воле. Благодать Твоя, пришедши к сердцу моему, находит там зловоние скверных помыслов, почему тотчас отступает, не обретая себе входа и не имея возможности войти и вселиться во мне, как желательно ей.
Нищ я, окраденный змием; немощен я, связанный тлением; не имею сил, подавленный грехом. Утратил я дар Твой и потому не имею совершенного благоразумия. Утратил я общение с Тобою, потому не знаю, куда иду. Ничего нет у меня. Если имею что, то Ты же, умилосердившись, дал мне. Крайне нищ я; если же обогащусь, все это будет Твое дарование. И теперь оно Твое, и прежде было Твоим.
Прошу только благодати, - исповедую, что чрез Тебя спасусь, если только спасусь!

"Псалтирь, или Богомысленные размышления,
извлеченные из творений Ефрема Сирина" (нс. 10, 55, 69, 71, 98, 128).
Изд. Моск. Патриархии, 1973 г.

МОЛИТВА

Св. епископ Игнатий:
Господи! Даруй нам зреть согрешения наши, чтоб ум наш, привлеченный всецело ко вниманию собственным погрешностям нашим, перестал видеть погрешности ближних - и таким образом увидел бы всех ближних добрыми.
Даруй нам узреть, при свете Благодати Твоей, живущие в нас многообразные недуги, уничтожающие в сердце духовные движения, вводящие в него движения кровяные и плотские, враждебные Царствию Божию. Даруй нам великий дар покаяния, предшествуемый и рождаемый великим даром зрения грехов своих.
Охрани нас этими великими дарами от пропастей самообольщения, которое открывается в душе от непримечаемой и непонимаемой греховности ее, рождается от действия непримечаемых и непонимаемых ею сладострастия и тщеславия.
Соблюди нас этими великими дарами на пути нашем к Тебе и даруй нам достичь Тебя, призывающего сознающихся грешников и отвергающего признающих себя праведниками; да славословим вечно в вечном блаженстве Тебя, Единого Истинного Бога, Искупителя плененных, Спасителя погибших. Аминь.

"Аскет, опыты", т. 2,
"Зрение греха своего".

Примечания

1.Авва Дорофей. Поучение 5.
2.Епископ Игнатий Брянчанинов. Письма к разным лицам. Письмо 90, стр. 149.
3. Исаак Сирин. Слово 9.
4.Там же.
5.Епископ Игнатий Брянчанинов. Т. 4, письмо 18, стр. 454.
6.Епископ Игнатий Брянчанинов. Отечник. Примечание на стр. 116.
7.Епископ Игнатий Брянчанинов. Т. 4, письмо 54, стр. 514.
8.Добротолюбие. Гл. 33, ч.1.
9.Епископ Игнатий Брянчанинов. Т. 5, стр. 71.
10.Там же.
11.Епископ Игнатий Брянчанинов. Т. 1, "О прелести", стр. 230-259.
12.Добротолюбие. Ч. 1.
13. Епископ Игнатий Брянчанинов. Т. 1, стр. 231-259, "Беседа старца с учеником", отдел второй "О прелести".
14. Действительно, у епископа Игнатия есть такие советы относительно плача, которые несколько сходны с тем, чему учат эти "старцы". Так, в 1-м томе в статье "О слезах" есть такие слова: "Инокам крепкого телосложения возможно и полезно более усиленное понуждение к плачу и слезам; для них нужно, особенно в начале их подвига, слова молитвы произносить плачевным гласом, чтоб душа, уснувшая сном смертным от упоения греховного, возбудилась на глас плача и сама ощутила чувство плача. Так плакал могучий Давид. "Рыках от воздыхания сердца моего" (пс. 37, 9), говорит он о себе, "рыках" подобно льву, оглашающему пустыню воплем, в котором страшны и выражение силы, и выражение скорби. Для гласной молитвы и плача необходимо уединение, по крайней мере - келейное: это делание не имеет места посреди братий. Из жизнеописаний свв. отцов видно, что те из них, которые имели возможность, занимались гласным плачем, невольно раздававшимся иногда за стены кельи, хотя они и заботились со всею тщательностью, чтоб всякое делание их оставалось тайною..." -и т.д. Безусловно, - это святое учение, преданное свв. отцами, но какой здесь можно найти опасный повод к тому, чтоб извлечь из этого наставления только внешнее и, не имея смиренномудрия и истинного сокрушения о грехах, вдаться в нервное, кровяное, истеричное делание, воспаленные, надрывные движения души положить самоцелью, упиваться этим состоянием и почитать себя великим подвижником, вроде древних отцов.
15. Епископ Игнатий Брянчанинов. Отечник. Стр. 43 (202).
16. Епископ Игнатий Брянчанинов. Т. 1, "О слезах", стр. 194.
17. Иоанн Лестаичник. Слово 7, 32.
18. Там же, слово 7, 26.
19. Там же, слово 7, 29.
20. Там же, слово 7, 44.
21. Там же, слово 7, 47.
22. Там же, слово 7, 35.
23. Епископ Феофан. Письма о христианской жизни, письмо 2.
24. Епископ Игнатий Брянчанинов. Отечник. Стр. 313, ст. 2.
25. Епископ Игнатий Брянчанинов. Т. 1, "О слезах". Иоанн Лествичник. Слово 7. Нил Сорский. Слово 8.
26.Епископ Игнатий Брянчанинов. Т. 1, "О слезах", стр. 194.
27.Епископ Феофан. Письма о христианской жизни. Письмо 14.
28. Епископ Игнатий Брянчанинов. Письма к разным лицам. Письмо 88.
29. Епископ Феофан. Письма о христианской жизни. Письмо 28.
30.Епископ Игнатий Брянчанинов. Отечник. Стр. 357.
31.Там же, стр. 245.
32. Иоанн Лествичник. Слово 4, 82.
33. Примечания на Лествицу преподобного Иоанна.
34. Епископ Игнатий Брянчанинов. Отечник. Стр. 136, ст. 10.
35.Там же.
36. Там же, стр. 391, ст. 88.
37. Иоанн Лествичник. Слово 7.
38. Епископ Игнатий Брянчанинов. Т. 1, стр. 310-311.
39. Исаак Сирин. Слово 85.
40. Епископ Игнатий Брянчанинов. Отечник. Стр. 113, ст. 6.
41. Иоанн Лествичник, Слово 4, 42.
42. Епископ Игнатий Брянчанинов. Письма к разным лицам. Письмо 21, стр. 28.
43. Там же. Письмо 92, стр. 159-160.
44. Епископ Феофан. Письма о христианской жизни. Письмо 27.
45. Серафим Роуз. Православное мировоззрение, или Царский путь.
46. Игумен Никон. Письма духовным детям.
47. Епископ Игнатий Брянчанинов. Отечник. Стр.135.
48. Там же, стр.130.
49. Там же, стр.132, ст.79.
50. Феофан Затворник. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни. Письмо 86.
51. Иоанн Златоуст. Беседа 31 на Деяния.
52. Феофан Затворник. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни. Письмо 14.
53. Феофан Затворник. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни. Письмо 49, стр. 346.
54. Там же, стр. 286.
55. Там же.
56. Исаак Сирин. Слово 2.
57. Добротолюбие. Т. 2, стр. 516, 229.
58. Там же, стр. 239.
59. Епископ Игнатий Бряпчанинов. Отечник. Стр. 449.
60. Епископ Игнатий Брянчанинов. Т. 1, "О смирении", стр. 306.
61. Епископ Игнатий Брянчанинов. Т. 1, "О смирении", стр. 317.
62. Иоанн Лествичник. Лествица. Слово 26, 8.
63. Иоанн Лествичник. Лествица. Слово 26, 58.
64. Там же. Слово 22, 3.
65. Там же. Слово 22, 5.
66. Там же. Слово 22, 37.
67. Там же. Слово 22, 25.
68. Там же. Слово 22, 26.
69. Иоанн Лествичник. Слово 23, 3.
70. Там же. Слово 23, 36.
71. Там же. Слово 15, 62.
72.Там же. Слово 25, 34.
73.Там же. Слово 7, 48.
74.Там же. Слово 20, 20.
75.Там же. Слово 3, 27.
76.Там же. Слово 22, 22.
77. Там же. Слово 14, 9.
78. Иоанн Лествичник. Слово 2, 3.
79. Там же. Слово 3, 10.
80. Там же. Слово 3, 11.
81. Там же. Слово 3, 26.
82. Там же. Слово 7, 68.
83. Там же. Слово 15, 61.
84. Иоанн Лествичник. Слово 4, 118.
85. Там же. Слово 4, 69.
86. Там же. Слово 4, 57.
87. Там же. Слово 4, 58.
88. Там же. Слово 26, 164.
89. Там же. Слово 25, 50.
90.Иоанн Лествичник. Слово 26, 127.
91.Там же. Слово 13, 7,8.
92. Там же. Слово 15, 42.
93. Там же. Слово 15, 48.
94. Там же. Слово 15, 49.
95. Там же. Слово 15, 46.
96. Там же. Слово 26, 64.
97. Иоанн Лествичник. Слово 15, 29.
98. Там же. Слово 15, 63.
99. Там же. Слово 15, 56.
100. Там же. Слово 7, 48.
101. Там же. Слово 14, 8.
102. Там же. Слово 12, 5.
103. Там же. Слово 5, 31.
104. Иоанн Лествичник. Слово 8, 9.
105. Там же. Слово 8, 21.
106. Там же. Слово 15, 62.
107. Там же. Слово 26, 151.
108. Епископ Игнатий Брянчанинов. Т. 4, письмо 7, стр. 437.
109. "Невидимая брань". Ч. 2, гл. 7, стр. 218.
110. Там же, стр. 220.
111. Там же, гл. 24, стр. 253.
112. Там же, гл. 26, стр. 258.
113. "Невидимая брань". Ч. 1, гл. 4, стр. 23.
114. Там же.
115. Епископ Игнатий Брянчанинов. Письма к разным лицам. Письмо 51, стр. 70.
116. Там же. Письмо 22, стр. 28-29.
117. Там же. Письмо 21, стр. 28.
118. Там же. Письмо 15, стр. 24.
119. Там же. Письмо 18, стр. 26.

ЛИТЕРАТУРА

Творения аввы Исаака Сирианина, подвижника и отшельника. Слова подвижнические. - Изд. 3-е, Сергиев Посад. 1911 г.
Преподобного отца нашего Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица (в русск, переводе с алфавитным указателем). - Изд. 7-е, Козельская Введенская Оптина пустынь, 1908 г.
Преподобного отца нашего аввы Дорофея душеполезные поучения и послания. - Изд. 8-е, Козельская Введенская Оптина пустынь, 1900 г.
Добротолюбие, 1 и 2 тома, издание 2-е. Москва, 1901 г.
Творения преподобного и Богоносного отца нашего священномученика Петра Дамаскина (в русском переводе), книга 1-я. Москва, 1874 г.
"Невидимая брань" блаженной памяти старца Никодима Святогорца (перевод с греческого епископа Феофана). - Изд. Афонского Русского Пантелеимонова монастыря. Москва, 1886 г.
Письма Святогорца к друзьям в России. С.-Петербург, 1850 г., часть 2.
Сочинения епископа Игнатия Брянчанинова:
Том 1-й "Аскетические опыты", изд. 3-е, С.-Петербург, 1905 г.
Том 2-й "Аскетические опыты", изд. 3-е, С.-Петербург, 1905 г.
Том 4-й "Аскетическая проповедь и письма к мирянам", изд. 3-е, С.-Петербург, 1905 г.
Том 5-й "Приношение современному монашеству", типогр. Иова Почаевского. Нью-Йорк, Джорданвилль, 1968 г.
"Отечник", избранные изречения святых иноков и повести из жизни их, собранные епископом Игнатием. Изд. 4-е, изд-во "Жизнь с Богом".
Морально-аскетические воззрения епископа Игнатия. Часть 2-я, Леонид Соколов. С приложением: во 2-м отделении - письма епископа Игнатия к разным лицам. Киев, 1915 г.
Письма Игнатия (Брянчанинова) к разным лицам. Выпуск 1. Сергиев Посад. Типогр. Свято-Троице-Сергиевой Лавры, 1913 г.
Феофан Затворник. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни. Издание 2-е Афонского Русского Пантелеимонова монастыря. Москва, 1892 г.
Епископ Феофан. Письма о христианской жизни.
Очерки жизни и подвигов старца иеросхимонаха Илариона Грузина (авт. иеромонах Антоний Святогорец). - Изд. Свято-Троицкого монаст. Типогр. Иова Почаевского. Нью-Йорк, Джорданвилль, 1985 г.
Игумен Никон. Письма духовным детям, 2-е издание. Свято-Троице-Сергиева Лавра, 1991 г.
Иеромонах Серафим (Роуз). Православное мировоззрение, или Царский путь. Журнал "Русский Паломник", № 1, изд. "Валаамское общ. Америки", "Братство Германа Аляскинского". 1991 г.
Серафим Роуз. Православие и религия грядущего. Платина, Калифорния, 1979 г. (перевод самиздат).
"Православное чтение", №1, 1991 г. Московск. Патриархия. Статья архиепископа Илариона Троицкого "Христианства нет без Церкви". Сергиев Посад, 1915 г.
Псалтирь, или Богомысленные размышления, извлеченные из творений св. отца нашего Ефрема Сирианина, расположенные по порядку псалмов Давидовых. - Изд. Моск. Патриархии, Москва, 1979 г.