В. Черненко
Беседа 8. (О Божественной Литургии)
Божественная Литургия – сердце Православия, основной «нерв» православной Церкви. Таинство Евхаристии – самое большое чудо этого мира. Происхождение, земные и небесные смыслы Божественной Литургии. Значение Святого Причастия, его воздействие на человеческую личность.
О.Н.: Сегодня мне предстоит архисложная задача - даже более сложная, чем если бы пришлось убеждать тебя в реальности существования Бога. Мне нужно пояснить тебе то, каким образом Господь Иисус Христос присутствует в Христианстве.
А.: Но почему же сложно? Думаю, это подобно тому, какое место занимает Будда в буддизме, Магомет в исламе, Кришна в индуизме - как родоначальники этих религий.
О.Н.: Видишь ли, в данном случае Христианство имеет принципиальное отличие, поскольку обладает особыми свойствами. Речь идет не о виртуальном или умозрительном присутствии. Дело в том, что Христос присутствует в нашем мире реально и непосредственно, зримо и явственно.
А.: Подожди, но ведь, согласно Евангелию, он вознесся на небеса? Насколько я понимаю, после этого Он на землю не возвращался?
О.Н.: Вот в этом-то сложность для меня и состоит – рассказать тебе о самом главном, что является сердцевиной Христианства и Церкви – о действующем в ней Христе.
А.: Но Его образы на иконах и множестве иных изображений, можно сказать, довольно известны, они же сегодня встречаются повсеместно. О Его жизни можно прочесть в Евангелии. К тому же, о Христе на Западе снято немало фильмов. Что такого неведомого можно еще рассказать об Иисусе Христе в наше информационное время?
О.Н.: Ты прав, образы Христа теперь можно встретить повсюду, когда, скользя по ним поверхностными взглядами, люди чаще всего не испытывают никакого заметного впечатления. Дело в том, что именно евангельская истина о Христе, сообщенная Им Самим и выраженная в Его последних словах, сказанных апостолам перед Вознесением: «… и се Я с вами во все дни до скончания века» (Мф.28,20), сегодня в массовом сознании практически предана забвению. И это глубочайшая трагедия и грех нынешнего времени.
Это обещание Христа означает вовсе не какое-то умозрительное пребывание Его где-то «парящим на небесах» и оттуда наблюдающим за нами. Уже две тысячи лет Церковь существует и оживотворяется реальным, можно сказать, материальным – как и в дни Его земной жизни – присутствием на земле. Главное, что оставил Своей Церкви Христос после Своего Вознесения – это Самого Себя. Основное, чем живет христианская Церковь – это присутствие в ней Господа Иисуса Христа. Самое поразительное чудо среди всех совершенных Им – это то, которое непрерывно продолжается и по сей день: оно состоит в продолжении Его реального присутствия среди людей. Началось же оно с Тайной Вечери.
А.: Так, … Требуется пояснение - как-то у меня все очень непросто пока складывается с пониманием этих твоих утверждений.
О.Н.: Вопрос, как я предупреждал, сложный, так что от тебя понадобится внимание. Как мы с тобой говорили, путь человека к Небесному Царству пролегает через всю его жизнь, и преодолеть его самостоятельно он не в силах. Потому Христос и создал Церковь – «корабль», предназначенный для переправы людей из жизни земной в жизнь небесную. Но глубина отдаленности падшей человеческой природы от Творца оказалась такой, что Господь Иисус Христос предоставил людям особое, уникальное средство, являющееся мостом через эту сущностную пропасть. Оно открывает человеку непосредственный доступ к Его Божественной благодати, сообщая ему таким образом духовную силу, необходимую на этом пути. Это Его истинное Тело и истинная Кровь.
А.: Это еще как… – Тело и Кровь Бога?
О.Н.: Нет-нет, это не образ и не метафора, но подчеркиваю и настаиваю: «истинные». Более того, Евангелие донесло до нас утверждение Христа о том, что человеку без приобщения к Ним его преображение-«метанойя», требуемое для обретения Небесного Царства, невозможно. Понятно, что для нынешнего «цивилизованного», «продвинутого» потребителя и слышать такое, и тем более постичь как реальность, может казаться за гранью здравого смысла. Но в этом-то и парадокс Христианства, когда грандиозность и величие Истины помещается в масштабы повседневности и обыденности.
А.: Ну и где, и каким образом такое соединение происходит?
О.Н.: В Церкви. Только внутри Церкви — это таинственное действо и происходит. Для этого она Господом и учреждена. Это происходит за богослужением, которое называется Божественная Литургия («общее дело»), или Евхаристия («благодарение») - главное священнодействие Православной Церкви, внутри которого происходит явление истинных Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа, предназначенных для того, чтобы быть прихожанами, принятыми внутрь в виде частички хлеба и вина.
А.: То есть, все же, не «на самом деле», а символически? Ну, так это другое дело.
О.Н.: Нет, ты не прав – не символически, а истинно! Я же говорил, что в сознание такое понятие вместить будет непросто ...
А.: Ну, как же это? Хлеб и вино, и они же - человеческая плоть?! И кровь?!
О.Н.: Да, так и есть. Но ты не торопись с возмущениями и недоумениями. Давай не будем забывать, что Евангелие повествует не просто о человеке, но о богочеловеке Иисусе Христе. А это кардинальное отличие. Вспомни рассказ о том, как в пустынном месте, за городом, где послушать Его собралось много народу, Он с помощью нескольких рыбок и нескольких кусочков хлеба дважды накормил несколько тысяч людей: («И велел народу возлечь на траву и, взяв пять хлебов и две рыбы, воззрел на небо, благословил и, преломив, дал хлебы ученикам, а ученики народу. И ели все и насытились; и набрали оставшихся кусков двенадцать коробов полных; а евших было около пяти тысяч человек, кроме женщин и детей» (Мф. 14,19-21); «Тогда велел народу возлечь на землю. И, взяв семь хлебов и рыбы, воздал благодарение, преломил и дал ученикам Своим, а ученики народу. И ели все и насытились; и набрали оставшихся кусков семь корзин полных, а евших было четыре тысячи человек, кроме женщин и детей» (Мф.15, 35-38)).
Очень часто как-то по обыкновению мы не останавливаем на этих строках своего внимания. Но это же достойно просто потрясения! Вдумайся и попробуй представить себе это невероятное действо: взяв у мальчика оказавшиеся у него рыбки и хлеб, вдруг «из ничего» Христос совершает простое, обыденное дело – проголодавшиеся люди насытились: пять (!), а затем и четыре(!) тысячи («не считая детей») человек, и еще осталось! Получается, что просто накормил… Но как!?
Если мы принимаем за истину и этот феноменальный случай в истории человечества (одно из множества чудес, сотворенных Иисусом Христом), и все Евангелие (а Христианство стоит на нем, как на камне), то уже этого эпизода достаточно, чтобы честное сознание «торкнуло» и сделало если не разворот, то, по меньшей мере, резкое «торможение». Все, что от Христа, все Его деяния имеют надмирное, божественное измерение, а потому, используя просто рассудочный аппарат мышления, понять, каким образом хлеб становится Его плотью, а вино – Его кровью, невозможно, также как факт тысячекратного умножения рыбки и лепешки.
А.: А как же без рассудка принять все это за истину?
О.Н.: А рассудок и не нужно отстранять, наоборот - использовать всю его силу. Однако для того, чтобы «увидеть» и осознать эту реальность, как раз и нужен инструментарий веры! Притом, она в данном случае требуется гораздо большей силы, чем в размышлениях о бытии Бога. Там возможны некоторые переходные, как бы «облегченные» формы: «Да, верю, что-то там есть …», «Пожалуй, высший разум существует …», и тому подобное. В данном же случае вера достигает своего апогея, ибо здесь все совершенно конкретно. Когда в завершении Божественной Литургии выносится Чаша, священник, указывая на нее рукой, произносит молитву, которую вслед за ним произносят миряне: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога Живаго, пришедый в мир грешных спасти, от нихже первый есмь аз. Еще верую, яко сие есть самое Пречистое Тело Твое, и сия есть самая Честная Кровь Твоя…».
Это второе, после «Символа Веры» исповедание православной веры в течение Божественной Литургии. Однако оно является наиболее глубоким и сильным, ибо свидетельствует не просто о признании истинности догматов, но об очевидности для «верных» присутствия «здесь и сейчас» Самого Господа Иисуса Христа. Именно этим евхаристическим, причастным «Верую…» вера православных является уникальной. Потому что вера в то, что в этой Чаше – Сам Господь, то есть, принятием в уста этих освященных частичек хлеба, омоченных вином, человек, приступивший к Причастию, исповедует, что он истинно принимает Тело и Кровь Иисуса Христа – самая высокая, наиболее полноценная и единственно христианская, соответствующая духу Евангелия, а также же слову и обетованию Самого Христа.
Разумеется, очень непростое дело для сознания – встроить, вместить в себя реальность такого масштаба, это правда. И чтобы поверить в нее, обойтись одними умопостроениями - не получится. Но на какую же громадную высоту оно взлетает, когда проделывает над собой эту благодатнейшую работу! Ведь из нее открываются бесконечные духовные дали и перспективы - выход в совершенно иные измерения бытия!
А.: Скажи, а ты веришь в то, что принимаешь Тело и Кровь Христовы?
О.Н.: Ожидаешь, что скажу о моей неколебимой уверенности? Дело тут обстоит не так просто. Конечно, я совершенно убежден в истинности этого Таинства. Но скажу честно, что приступаю к нему, бывает, с разной степенью веры, что, конечно же, печалит. Но мы ведь люди, подверженные грехам, и иначе быть не может. Порой подходишь с большим рвением, порой с меньшим… Для того-то такое великое священнодейство нам даровано Господом, чтобы мы имели в нем неисчерпаемый источник духовных сил идти, спотыкаясь, преодолевая падения и поднимаясь, к Небесному Царству.
Религиозно нетронутому сознанию понять, как в этих маленьких частичках хлеба и вина заключен Бесконечный Бог – невозможно. И Церковь тоже этого не понимает, но устами священника, держащего над головой чашу, провозглашает догмат, то есть, свое знание-веру об этом: «Верую, Господи…» Это означает, что Церковь, христиане входят в эту непостижимую реальность силой и путем своей веры. Следует подчеркнуть: если верить в Бога без веры в возможность быть «причастным» Ему таким – как бы «материальным», непосредственным, литургическим – образом, значит верить не-православно.
А.: Скажи, а на чем основана твоя личная убежденность и, возможно, опыт удостоверения в истинности того, о чем ты сейчас говоришь?
О.Н.: А он складывался постепенно и незаметно, никакого резкого перехода не помню. Думаю, что у каждого путь свой, ведь отношения с Богом индивидуальны. Конечно, первое, с чем познакомился – это с книгами, с удивительной православной литературой о Святых Дарах. Вначале, конечно, было недоверие и скепсис, но совершенно точно помню, что твердое осознание правдивости этого чуда пришло именно благодаря тому, что начал по совету и благословению причащаться.
Просто спустя некоторое время после Причастия (бывало через несколько часов, а порой и назавтра) внутри твоего существа, то есть, в теле и в душе начинала действовать и звучать какая-то неведомая, новая гармоника жизни и существования. Она была не яркой, не броской, но тихо заполняла жизненное пространство. Оценка людей, окружающего пространства, событий приобретала регистр миролюбия, радостного спокойствия и уверенности. Заметил, что явно повышалась работоспособность, события наполнялись какой-то новой осмысленностью, а жизнь – внутренней полнотой, притом, что все было «как всегда».
Вот сейчас говорю это тебе и понимаю, что слова лишь очень бледно способны передавать те ощущения. И дело, в общем, не в них – ведь нередко никаких чувств можно и не испытывать, - а в твердом понимании, что все это - незаменимый инструмент внутренней, духовной работы, и без него нельзя жить. И что важно: через некоторое время необъяснимым образом не остается никакого сомнения в подлинности этого таинства.
А.: Но разве по описанному тобою опыту можно утверждать, что хлеб и вино это есть Тело и Кровь Христа?
О.Н.: Ну, что ты, он имеет непреходящее значение только для меня. Вокруг вселенского значения Причастия Христовых Тела и Крови не могло не возникать множества споров – и, конечно, богословских в том числе. Не окончены они и поныне. Надо сказать, что по отношению к этому непостижимому священнодействию и религиозной практике наиболее четко «просматривается» сущность всякой конфессии, называющей себя христианской. При всей разнообразности и витиеватости множества так называемых христианских доктрин и течений, в качестве самой емкой концентрированной их оценки нужно смотреть на то, как они отвечают на призыв и завет Христа: «… истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоть Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ин. 6, 53).
Именно здесь – через отношение к Святому Причастию – проходит главный водораздел между подлинным Христианством и его усеченными, и суррогатными, бутафорскими формами, т.е. псевдохристианством. Для Православия служение Божественной Литургии является осевым хребтом и главным нервом существования как религии, и основная его задача и функция в мире – являть во Вселенную Тело и Кровь Христа. В иных же конфессиях, относящих себя к Христианству, эта сторона религиозной жизни либо сведена к самым упрощенным, «театральным» ее формам, приспособленным к изменчивым настроениям и модам мира, либо к примитивному символизму, отодвинутому на ее дальнюю периферию, либо попросту игнорируется.
А.: Ты имеешь в виду, вероятно, то огромное количество появившихся и расплодившихся «импортных» «церквей» и «собраний», которых сегодня не счесть на нашей земле?
О.Н.: Разумеется, и не только их. С этой точки зрения драгоценность и космическое значение для человечества Православия состоит в том, что оно сохранило в неповрежденности апостольское учение о Причастии как о Крови и Теле Христа, а также раннехристианскую Божественную Литургию, благодаря которой Христос все также утверждается в мире, как и две тысячи лет назад. А это самое ценное и великое, содержащееся в Православии.
Сегодня именно божественная благодать православного Причастия мистически удерживает человечество от окончательного хаоса и разрушения. По пророческим словам, отцов Церкви мир закончит свое существование, как только будет прекращено служение на земле православной Божественной Литургии. Поэтому, несмотря на многие внешние и внутренние сегодняшние церковные сложности и проблемы, на клевету и нападки, всеми силами нужно сберечь и возродить в полноте силы этот золотой дар святости.
А.: Знаешь, скажу тебе прямо и по простоте: что-то не очень мне верится, чтобы в наше время в храме — вот так запросто и ежедневно может присутствовать Сам Иисус Христос. Тем более, в таком необычайном виде. Нет, в твоей убежденности я не сомневаюсь и вижу, что пафос твоих объяснений имеет реальный, практический характер того дела, которому ты служишь. Но меня смущает то, что если Православие обладает таким безмерным богатством, если о нем знаешь ты, прихожане, вся Церковь, то почему столь значимое, великое знание и свидетельство присутствия Самого Бога неведомо, да и попросту игнорируется подавляющим большинством нашего общества, декларирующего себя, кстати, как «православное»?
О.Н.: Спрашиваешь о самом больном… Ты, вероятно, не раз видел и по телевизору, и непосредственно у нас, в Киеве, когда к прибывшей к нам святыне (нередко это мощи святых из Афона, или чудотворные иконы) выстраиваются длиннющие очереди?
А.: Конечно же, видел и не раз. Что, как я понимаю, должно тебя радовать?
О.Н.: Видишь ли, лично меня такие картины, пожалуй, больше огорчают, чем радуют. Ведь значительная часть этих людей как раз в храмы-то и не ходят, многие и не помышляют о причащении. А поход и прикладывание к святыням для них является неким магическим ритуалом, в котором они ожидают исполнения своего желания. Это как оберег, как амулет, не больше. Хотя, перед ними настоящее, зримое и «вещественное» свидетельство реальности Небесного Царства! Печальный парадокс и несчастье нашего времени в том, что люди многими часами могут стоять, чтоб приложиться к святыне («ради здоровья», «для благополучия»), но не ведают дороги в храм, куда их призывает Сам Источник святости – Господь Иисус Христос, ожидающий нас ради этих и множества иных человеческих чаяний, но в то же время, ради самого главного - Небесного Царства…
Миллионы наших сограждан каждый день равнодушно проходят мимо храмов, не осознавая происходящего в них и толком не понимая, для чего они предназначены. (Спроси у десяти прохожих, зачем надо ходить в храм, и услышишь: «свечку поставить», «батюшку послушать» и т.п.). Наше предназначение в том, чтобы убедить их (не просто сказать, но именно «убедить»), что в них за Божественной Литургией Христос является в Святых Дарах, чтобы мы обретали духовные силы, причащаясь их, становясь Его частью, и оттого – участниками обетованного Небесного Царства уже здесь, на земле, на своем пути к высшей жизненной цели христианина.
Если мы не доносим до душ человеческих ни истинных смыслов, ни высочайшей духовной мотивации, ни подлинного звучания Божественной Литургии, то мы не выполняем послушания, возложенного на нас Богом, не множим порученные нам в рукоположении «таланты». Если бы было не так, то наши храмы не вмещали бы людей – к ним стекались бы те же человеческие реки, что и к привозимым святыням. С нами не случилось бы нынешних бедствий и трагедий, мы бы не уткнулись бы в стену социального и цивилизационного тупика, народ не поразила бы морально-духовная слепота, если бы он причащался – как ему на роду было написано еще со времен Крещения в водах Днепра. Именно наличие храмов и служимой в них Божественной Литургии делает осмысленным наше земное бытие как народа и государства.
А.: Н-да.., вот какие ассоциации у тебя вызывают такие картинки, никогда бы не подумал. Но логично предположить, что, если бы люди были «мотивированы», то есть, осознавали бы для себя важность и пользу того, что в действительности происходит в Церкви, то они непременно за «ним» приходили. Получается, что многое зависит от сложности в понимании этих смыслов. И мне это знакомо. Вот скажи, почему выбрана именно такая странная, и в какой-то мере, даже шокирующая форма сообщения благодати – человеческие плоть и кровь?
О.Н.: Вопрос безусловно «правильный», прямо в «яблочко». Сходу на него не ответить, поэтому давай немного «побогословствуем». Сразу же отметим одно обстоятельство: если Господь посчитал осуществить такой союз между Собой и человеком именно таким образом, значит так и нужно, и принимаем его с верой. И в такой форме, на самом деле, можно усмотреть и логику и смысл. Литургическое богословие представляет сложную часть православного вероучения, и читать лекцию я, разумеется, сейчас не стану, но постараюсь вкратце сориентировать тебя на те евангельские основания, которые его сформировали.
В Евангелии, пожалуй, наиболее загадочными, не поддающимися постижению разумом были слова Христа, сказанные на Тайной вечери Своим ближайшим ученикам накануне пленения и Крестной смерти: «И когда они ели, Иисус взял хлеб, и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: примите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26, 26-28).
Незадолго перед этим в Капернауме, беседуя со многими пришедшими слушать Его, Он произносит не менее поразительные слова, которые, как и эти, никем тогда не были до конца поняты: «Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную. Я есмь хлеб жизни. …Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира. Тогда Иудеи стали спорить между собою, говоря: как же Он может дать нам Плоть Свою? Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Плоть Мою и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как послал Меня живой Отец, и Я живу Отцом, так и ядущий Меня жить будет Мною. Сей-то есть хлеб, сшедший с небес». (Ин. 6, 47-58).
А.: Да …, ничего не скажешь – слова очень непростые и, конечно же, непонятные. Как это «пребывает во Мне и Я в нем»?
О.Н.: И ты не одинок в твоем непонимании этого евангельского текста. Все эти слова исключительно категоричны, и совершенно очевидно, что Христос намеренно придает им максимально акцентированное звучание, несмотря на то, что для подавляющего большинства тех, к кому они были обращены, окажутся за гранью их разумения: «Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные слова! Кто может это слушать? … С этого момента многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» (Ин. 6, 60, 66). Надо сказать, что отошли от Иисуса не просто некоторые сопровождавшие Его, но «многие из учеников Его».
Разумом не поняв этих «странных слов», они не смогли их воспринять, потому что их вера в своего Учителя как Господа и Спасителя была тогда несовершенной. В этой связи они даже осуществили по-своему трагический для себя выбор: «…отошли от Него и уже не ходили с Ним». Однако этот догмат был воспринят как руководство и ориентир в жизни Его ближайшими двенадцатью учениками, подлинная вера которых сделала их Апостолами: «Тогда Иисус сказал Двенадцати: не хотите ли вы отойти? Симон Петр отвечал Ему: Господи, к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни. И мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живого» (Ин. 6, 67-69).
А.: Если я правильно понимаю, то Христос сделал это намеренно, чтобы рядом с ним остались только имеющие самую твердую веру?
О.Н.: Вероятно так, ибо для основания Церкви необходимо было ядро из людей, веривших и доверявших Ему всецело. Все то, о чем столь таинственно и непостижимо говорил тогда Христос, получило свое осуществление и воплощение в созданной Им христианской Церкви. Видимая Церковь – это всегда собрание людей (собственно, с греческого «эклессиа» – это и есть «собрание»), и ее главная и единственная цель – встреча и единение человека со Христом. Этот фундаментальный принцип церковной жизни был утвержден Им Самим: «Истинно так же говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чтобы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного, ибо где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди них» (Мф. 18,19-20).
То священнодействие Церкви, которым и осуществляется непосредственное, зримым образом принятие человеческим существом благодатных энергий, является ее главное и центральное богослужение, называемое Божественной Литургией. За этой службой – как ее цель и квинтэссенция – христиане в такой же мере, как и Апостолы на Тайной Вечере, принимают в виде хлеба и вина Истинное Тело и Кровь Христа. Именно в утверждении этого факта и состоит вера христианина и главная правда Христианства, без которой оно становится лишь очередной – хотя и наиболее основательной, и обширной – религиозной доктриной, не отличающейся в таком случае принципиально от множества других.
Там, где нет Божественной Литургии, где нет Причастия, там нет подлинного Христианства. Об этом-то и говорил Христос приведенными выше «странными словами», какими они и являются для нынешнего «расхристанного» века, как писал еще апостол Павел: «…для Иудеев – соблазн, а для Еллинов – безумие» (1 Кор. 1, 23).
Можно философски обосновать идею Бога, можно прийти к осознанию Его бытия рационально или эмоционально, но все это еще не Христианство. Только когда глубина нашего сознания непостижимым чувством отзовется на некую необъяснимую, но родную нам Реальность, мы безоговорочно понимаем и уже знаем ее как Священную, Совершенную и Абсолютную, имеющую Власть Жизни. В этом источник веры, полноты религиозного сознания и православного религиозного опыта.
А.: Но все же, если смотреть непосредственно, то хлеб и вино не превращаются же, как в фокусе, в плоть и кровь, свои глаза-то не могут обманывать? Почему же ты говоришь, что они поменяли свою вещественную природу?
О.Н.: Конечно же, совершено естественен вопрос, каким образом хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христа, как происходит соединение падшего человеческого естества с бесконечным Божеством принятием этой вполне материальной, видимой и осязаемой частички хлеба, увлажненной вином, подаваемой причащаемуся перед распахнутыми Царскими вратами? Для того и существует богословие, чтобы помогать рассудку удерживать в своем пространстве эту великую реальность. Сейчас же остановлю твое внимание лишь на некоторых моментах.
Нужно понимать, что то действие, которое происходит за Евхаристией, осуществляется только в Церкви и предназначено лишь для Церкви, а не для внешнего мира, поскольку для него Причастие – лишь видимый и непонятный обряд. Не случайно вторая часть Литургии, называемая «Литургией верных», предваряется несколькими возгласами-предупреждениями дьякона: «Елицы оглашении, изыдите!», то есть «пусть никто из оглашенных, никто из тех, чья вера не тверда, никто из кающихся, никто из «нечистых» не приближается к Святым Таинствам». Григорий Двоеслов упоминает и такой возглас дьякона: «Кто не причащается, да покинет собрание». В древности христиане начинали молитвы «верных» только тогда, когда диаконы удостоверялись, что в храме нет никого из оглашенных. Вслед за оглашенными (теми, которым вера пока лишь «оглашается», преподается, и готовящимся к крещению) собрание покидали и кающиеся, то есть временно отстраненные от участия в Таинстве из-за согрешений.
Евхаристия по самой своей природе есть закрытое собрание членов Церкви. И не потому, что там происходит нечто скрываемое, но лишь из-за того, что происходящее на ней недоступно не облагодатствованному верой во Христа. Таинство это утверждено только для Церкви, что необходимо помнить.
А.: То есть, вне пространства храма, это священнодействие нигде не может осуществляться?
О.Н: Нет, не так. Церковь не определяется храмом, и служение Божественной Литургии не ограничивается его пространством, она может служиться и в иных местах, но с соблюдением особых условий. Церковь это, прежде всего, люди, собравшиеся ради Христа - «где двое или трое собраны во имя Мое…», а границ для присутствия Бога не существует.
Второй момент заключается в том, что в Причастии мы не причащаемся Божеству в смысле Божественной природы – она для тварных существ всегда остается принципиально недоступной. По слову святителя Кирилла Иерусалимского, «природа Божества (в Евхаристии) не вкушается». Кусочек хлеба и соединенное с ним вино, выносимые из алтаря, обладают не сущностью Плоти и Крови Христа, но полнотой божественных энергий, посредством которых мы можем достигать подлинного обожения, нашего телесного соединения с Сыном Божиим.
Именно полнота божественных энергий дарует причастникам возможность божественной жизни, потому что в них всецело присутствует Бог. Святой Николай Кавасила пишет: «В Причащении Господь всецело изменяет получившего Таинство и преобразует в Собственное свойство… После Евхаристии нет уже ничего такого, к чему нам надо еще стремиться».
А.: Ох, да тут мозгам надо изрядно понапрягаться, чтобы соединять такие странные вещи… Хотя, в то же время понимаю, что если такая практика существует два тысячелетия, и на ней, по сути, выстроены цивилизационные основы мира, то за всем этим не может не стоять нечто глобально существенное.
О.Н.: Лучше всего сейчас не вдаваться в богословские рассуждения и не «ломать» мозги, а постараться принять на веру самое главное: в этом действии присутствует, участвует и его осуществляет Сам Бог. Здесь происходит не «воспоминание» о Христе (для того, чтобы помнить о ком-то, вовсе не нужны действия, достаточно лишь воображения и памяти), но само реальное присутствие Его, и оно непременно деятельное, преобразующее, освящающее. Само собрание, то есть, Церковь существованием Причастия, его действием делается совершенно новым и отличным от этого мира богочеловеческим образованием, ибо среди этих людей находится Христос. Им важно не столько воспоминание о Нем, сколько опыт Его пребывания с ними.
Опять же, повторюсь: если что-то чудесное осуществляется Богом, то в силу непостижимости Его действий совершенно неважно, как Он это делает. Разве люди или Апостолы спрашивали Христа, как Он пятью хлебами и двумя рыбками накормил досыта тысячи людей? Нет, они просто ели, утоляя голод, внимая этому чуду. Подобным же образом никто не спрашивал Христа, каким образом Он сделал из простой воды великолепное вино на свадьбе в Кане Галилейской (Ин. 2, 1-11) – гости радостно приветствовали наполненные Им кувшины, подаваемые на праздничный стол. Разве мы понимаем, как Он это совершил? Там, где Господь наш, там все Ему возможно.
А.; Все же моему уму нужна какая-то материальная зацепка…
О.Н.: Можешь не продолжать, я тебя хорошо понимаю. Здесь уместно упомянуть, что в опыте Церкви зафиксировано множество случаев (а сколько их осталось неописанными?), когда для вразумления тех, кто служил Литургию, для возбуждения в них веры в Причастие, при выносе Чаши для причащающихся священнослужители с ужасом видели в ней действительно частицы человеческой плоти и крови! Будучи потрясенными, они опять вносили Дары в алтарь, падая пред Престолом ниц, горячо каясь в своем неверии, самозабвенно молились, и только после этого, вновь обнаружив в Чаше хлеб и вино, с трепетом выносили ее причащать людей Плотью и Кровью Христа. Есть одна «говорящая» деталь: указание священникам, как действовать в таких случаях, зафиксировано еще в древних церковных правилах святых отцов.
Вот, к примеру, один случай, описанный обычным человеком, коллежским советником Дмитрием Александровичем Шепелевым, тело которого покоится в церкви преподобного Сергия в Сергиевской пустыне близ Санкт-Петербурга. Он воспитывался в Пажеском корпусе. Однажды в Великий пост воспитанников Пажеского корпуса стройными шеренгами вели в храм к Святой Чаше. Дмитрий Шепелев, юноша, просвещенный «передовыми» идеями того времени, поделился с шагавшим рядом с ним товарищем своим мнением о происходящем: хоть его и заставляют причащаться, он все равно не верит в то, что в Чаше — Тело и Кровь Христовы. С таким настроением Дмитрий и принял Святые Тайны. Однако во рту вместо хлеба и вина он ощутил вкус мяса, и холодный скепсис его ума мгновенно улетучился под напором ледяного ужаса, охватившего неверующую душу. Онемев, он застыл перед священником не в силах проглотить Частицу. Священник заметил, что с юношей произошло нечто необычное, и попросил его войти в алтарь.
Здесь, придя немного в себя, с Частицей во рту Дмитрий покаялся в своем сомнении и после этого смог проглотить преподанные ему Святые Дары. После происшедшего с ним чуда Дмитрий Александрович стал глубоко верующим человеком. Никакие модные атеистические веяния уже не могли поколебать его приобретенную личным опытом веру в Бога и Святые Тайны. Конечно, чудеса случаются нечасто и не с каждым человеком. Тем не менее, нам, приступающим к Евхаристической Чаше, главным условием вменяется вера в Такого - всецело соединившегося с нами Христа.
А.: Но все же, почему так странно это происходит: как будто ты «поедаешь» Бога? Я понимаю, что повторяюсь, но, согласись, что и звучит, и выглядит, совершенно необычно и даже как-то неприемлемо.
О.Н.: Форма, посредством которой практически осуществляется Таинство Причастия – вкушение Тела и Крови Христовой – как у тебя, так и у многих вызывает вполне понятное психологическое сопротивление и даже протест. Однако это – лишь на первый, поверхностный взгляд, а более вдумчивое рассмотрение вопроса «успокаивает» эмоции и смущающие мысли.
Вначале обратим внимание на то, что для нас совершено обычно, но в то же время находится перед глазами. Очевидный факт: для того, чтобы жить, человек должен есть и пить, в общем, он жизненно нуждается в пище. И это свойство присуще ему изначально: «… Вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя… И всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя: вам будет в пищу» (Быт. 1, 29). Верно?
А.: Разумеется! И что в этом необычного или «божественного»? Известно выражение, что «человек есть то, что он ест», и это понятно, поскольку если пища остается сама по себе, то таковой и остается, а если употребляется, то становится «частью» меня, превращаясь в мою плоть и кровь.
О.Н.: Совершенно верно. Изначально взаимоотношение человека с окружающим миром было заложено таким, когда он вещество, обладающее более «низкой степенью» жизни, принимает в себя, преображая его в телесную субстанцию существа высшего порядка. Поэтому в Раю, где ничего тленного не было, питание являлось функцией не физиологической, а духовной.
Принцип, по которому жизненные силы человек черпает, превращая пищу, взятую от мира, в «самого себя», остается и после грехопадения (которому, обратим внимание, сопутствовало опять же вкушение). Однако человек теперь питается пищей падшего мира, то есть, в отличие от райской, она начала нести в себе способность к разложению, стала мертвенной. Смерть и тление с тех пор стали свойственны и людям: Адам и Ева, созданные как существа, изначально наделенные даром и свойством быть бессмертными - умерли, передав эту трагическую способность всему человеческому роду. Если в Раю человек вкушал плоды того, нерасщепленного грехом мира, чтобы жить жизнью вечной, божественной, постоянно принимать в себя созданный Богом, благословенный Им, наполненный Его любовью и благодатью мир, и превращать его в жизнь в Боге, т.е. осуществлял таким образом причащение Божественному бытию, то в нынешнем своем состоянии человек принимает пищу для осуществления своей земной, биологической жизни.
А.: Ты хочешь сказать, что функция питания с того времени принципиально изменилась?
О.Н.: Конечно, ведь по большому счету, мир создан ради человека, он соделан Богом пищею для него. Человек же создан Творцом для восприятия (потребления) этой вселенской, неизмеримой и неисчерпаемой божественной Радости бытия в Боге для совершенной жизни, какою и замыслил ее Творец.
А.: Но в мире существует много живых существ, которые тоже нуждаются в питании.
О.Н.: Действительно, многие существа наделены способностью отражать в своей жизни эту Радость, но единственность человека состоит в том, что только ему одному дано осознавать, а также благодарить и благословлять Бога за дарованные Им пищу и жизнь. Человек тогда – человек, то есть, полноценен как высшее творение, когда на Божие благословение отвечает благословением своим, и в этом – царское достоинство человека и его священство, к которому он призван Творцом.
Потому Таинство Причащения называется еще Евхаристией (по-гречески – «Благодарение»), как отсвет того райского бытия человека, память о котором и является источником «основного инстинкта» человека нынешнего мира. Поэтому-то принятие пищи как таинства самой жизни до сих пор у нас облекается в обряд, совершаемый в кругу семьи или друзей во время разнообразных праздников и по разнообразным житейским поводам. И он представляет собой, конечно же, гораздо больший и значительный процесс, чем просто удовлетворение биологических потребностей.
А.: Но когда мы встречаемся за праздничным столом с друзьями, родными, то испытываем радость не только от общения, но также удовольствие и от подаваемой пищи. Не зря же мы стараемся, чтобы она была вкусной и привлекательной.
О.Н.: Необходимость в пище для человека в Раю была тождественна жажде Бога. Сейчас же, принимая земную пищу, он, сам того не осознавая, также стремится к осуществлению целей своей божественной природы. Но грехопадение лишило человека как райского блаженства, так и самого «алкания» Бога, к Которому он теперь жажды не испытывает, малодушно, нищенски, мелочно и безвольно замкнувшись на придуманных им самим для себя пищевых удовольствиях теперешнего мира.
Человек, принадлежащий нынешнему падшему миру, Богом пренебрегает. Он перестал осознавать самое очевидное: воздух, вода, пища являются источниками его жизни лишь постольку, поскольку они сами оживотворяются единственным Источником бытия – Богом. Мир наполняется смыслом только тогда, когда он возвращает себе «функцию» Божественного присутствия.
И потому-то Таинство Причастия является воссозданием вкушения человеком мира, созданного Творцом «хорошим весьма» и восстановления евхаристичностью человеческого бытия, сущность которого – в возврате к общению с Богом. И потому, когда в Причастии мы принимаем в себя под материальным видом хлеба и вина Плоть и Кровь Христа, то это не физиологический акт, а сугубо духовный – как это было в Раю!
Кстати, в связи с темой «пищи» хотелось бы обратить внимание на один характерный «рудимент» человеческого поведения: всем известно, что ребенок тянет в рот все, что ему понравится, он инстинктивно пытается это съесть, то есть сделать «собой». Да и взрослые в порыве любви к ребенку выражают свои чувства вполне ощущаемым, реальным желанием «съесть» свое сладкое чадо. Когда встречаются любящие друг друга люди, то их поцелуй – это ведь не что иное, как выраженная в жесте и движении дань непреодолимому инстинкту - своего рода взаимное «поедание» друг друга, а это же и есть «трапеза любви».
А.: Знаешь, в самых общих чертах я с тобой согласен – мы действительно к пище относимся, как правило, только как «физиологии». И, ты знаешь, тот факт, что перед едой (и после) христиане крестятся и молятся, для меня теперь приобрел иной вес.
О.Н.: Если помнишь, вначале наших бесед мы говорили о существе понятия «религия» как такового в общем смысле: то есть, суть всякой религии состоит в «восстановлении связи с Богом». Христианство, суть, полнота и завершенность которого – в Самом Христе, уникально тем, что в нем предельно реализуются религиозные (re-ligio, то есть, восстановительные) отношения человека с Богом. В установленной Им Божественной Литургии Господь соединением Себя с человеком в Причастии максимально устранил разрыв, произошедший в первородном грехе, чем открыл возможность возврата к Богу, в Небесное Царство, став к нему Путем: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14,6).
Сам Бог пришел к человеку, и даже вошел в его «молекулярный состав». Святое причастие (а для большинства сегодняшних людей это – открытие) оказывает потрясающее воздействие на человека, на его сознание, эмоции, дух, физиологию! Это наше величайшее богатство и привилегия, ни с чем не сравнимый Дар Божий человеку! Именно в нем в наибольшей степени начинается осуществляемое Церковью ощутимое богообщение. Поэтому в Святом Причастии Христианство положило предел религии как таковой. После Христианства никакая религия невозможна в принципе.
И независимо от признания, или непризнания обществом или отдельным человеком этой реальности, этот грандиозный, не имеющий ни аналогов, ни шкалы для сравнения факт человеческой истории, представляет собой главную очевидность и квинтэссенцию существования Христианства, жизни каждого христианина.
А.: Ну, хорошо, допустим, в теоретической части я кое-что уяснил. И если не все осознал по сути, то, по меньшей мере, вижу теперь, что ответы на многие мои вопросы имеются, нужно только их узнавать. Но мне непонятно, как это происходит на практике – сложно воспринимаю то православное богослужение, которое мне приходится наблюдать. К чему эта помпезность, непонятный язык, обрядовость, торжественность, пышность одежд и обстановки?
О.Н.: Прежде напомню тебе, зачем люди приходят в православный храм – для радости. Не просто принять Причастие, но для радости личной встречи со Христом. Не со знакомыми, не со священником, не с архиереем, и даже не с Патриархом, но с Самим Иисусом Христом! И весь строй Божественной Литургии, богослужебная обстановка, иконы, свечи, каждение ладана, песнопения, все храмовое пространство служат тому, чтобы эта встреча состоялась.
А.: А что, может быть по-другому?
О.Н.: Сколько угодно. Скажу больше – в наши времена всеобщей профанации жизненных смыслов и нивелирования духовных ценностей, увы, не так часто встречается такое «исполнение» церковного служения, которое соответствовало бы его высокой цели. Но вначале поговорим о некоторых основных принципах, на которых осуществляется православная Литургия.
Среди всех духовных сокровищ, которыми обладает Православие, она является самой дорогой, восхитительно сияющей драгоценностью. По своей природе Божественная Литургия - совершенно уникальное, исключительное действие и явление, происходящее в человеческом обществе, осуществляемое людскими усилиями. И это не эмоции, а отражение ее сути, ибо она совершается в двух измерениях действительности: видимым, «материальным» образом в храме священнослужителями (вкупе с верующими), и одновременно невидимо ее совершают ангелы, Богородица и Сам Христос.
А.: И это люди тоже должны принимать на веру?
О.Н.: Несмотря на то, что мы не можем видеть «духовное» служение Литургии, тем не менее, опыт православной Церкви изобилует свидетельствами «духовного видения» множества святых, которых Господь удостоил созерцать «духовными очами» то, что на самом деле происходит за этим богослужением. Нам известны такие описания из житий преподобных Сергия Радонежского и его учеников, Серафима Саровского, святого праведного Иоанна Кронштадского и многих-многих других. Преподобный Никодим Святогорец и святитель Макарий Коринфский говорили: «Ах, братья мои, если бы мы хотя бы один раз видели мысленными очами нашей души, каких высоких и каких великих благ мы лишаемся, не причащаясь непрестанно, тогда, конечно, мы приложили бы все свои силы, чтобы подготавливаться и причащаться, если бы была возможность, каждый день».
Вот как описывается видение преподобного Нифонта: «Пришел однажды преп. Нифонт с учеником своим на обычную молитву в церковь (в Царьграде), где уже епископ начал Божественную службу. И вот отверзлись у преп. Нифонта духовные очи, и он увидел огонь, сшедший с неба и покрывший алтарь и архиерея; во время же чтения Трисвятого явились четыре Ангела и пели с поющими. А во время чтения «Апостола» увидел святого апостола Павла, который стоял сзади читающего и наблюдал за ним. Во время чтения Евангелия слова как светильники, восходили на небо, а при перенесении Св. Даров раскрылся свод церковный, разверзлись небеса и при необыкновенном благоухании сходили Ангелы с пением: «Слава Христу Богу!» и несли прекрасного Отрока и, поставив Его на дискос, сами окружили престол. … Потом, во время причащения, блаженный видел, что у одних из приобщающихся (причащающихся) лица были светлы как солнце, а у других темны и мрачны, как эфиопов. Предстоящие Ангелы наблюдали, как кто приступает, и достойно причащающихся венчали, а от недостойных отвращались и гнушались ими».
А.: А скажи, как же получается, что если Литургия служится в разных храмах, тогда какая из них, так сказать, «истиннее»?
О.Н.: Церковь утверждает, что Божественная Литургия, являющаяся ее духовным сердцем, всегда одна и едина, несмотря на то, что в нашем земном измерении она служится по всему лику Земли и на протяжении двух тысячелетий. В самом центре всех дел, действий и попечений Церкви всегда находится Святое Причастие. Собственно говоря, только для этого Церковь и существует. С этой же единственной, по сути, целью и возводятся православные храмы, у которых нет иной задачи, кроме причащения людей Телу и Крови Иисуса Христа. Мы всегда мистически присутствуем в реальности той же Тайной Вечери, на которой Апостолы причащались из рук Самого Спасителя. Надмирность Литургии заключается в том, что непостижимое присутствие в ней Бога делает ее вневременной и внепространственной.
А.: Но тогда эта встреча тоже должна происходить невидимо, то есть, за гранью телесных чувств прихожан?
О.Н.: Разумеется, но дело в том, что душа, которая также невидима, от духовного соприкосновения с Христом радуется-то по-настоящему, реально и зримо. В этом наши чувства нас не обманывают. О чем благовествует Христианство? Прежде всего, о Радости. Первое известие о Христе – о Его рождении – принесенное людям Ангелом через пастухов было выражено через это чувство: «…я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям» (Лк. 2, 10). Радостью было наполнено все время пребывания Христа на земле, ею оно и окончилось: «они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с радостью великой…» (Лк. 24, 52). Если хочешь, это радость от встречи с самой прекрасной и великолепной Личностью на свете.
А.: Но образ Христа в массовом сознании ассоциируется с болью и страданием, с Его распятием и смертью на Кресте. Что вызывает не самые приятные чувства. Не герой, не воин, не полководец, а получается уничиженный и оскорбленный…
О.Н.: Действительно, в общественном сознании образ Христа, к сожалению, связывают с Его Распятием, изображения которого вызывают сильные чувства, на которых акцентируется человеческое внимание, и это объяснимо. Но Распятие - это не финал: после него последовало то, чего никогда в истории человечества не случалось – Воскресение! И воскресший Христос пребывал некоторое время на земле, общаясь с учениками, будучи уже в состоянии «не от мира сего»! В действительности образ Христа несравненно, ослепительно прекрасен. Глубокая, порождающая энтузиазм радость – такая реакция всегда доминировала у Его учеников на Его присутствие.
И этот величавый, безмерно глубокий, дорогой и пленительный образ Христа мы воспринимаем не столько в иконописных изображениях, сколько открывающимся со страниц Евангелия. Целостный и неизгладимый. Нужно только сконцентрировать свое внимание и всмотреться в эти изумительные черты Этой Богочеловеческой, родной для нас Личности. Дух захватывает от Его беспредельной мощи и непосредственной близости к нам одновременно. Распятый, и тем самым победивший все зло падшего мира, защищающий нас, укрывающий от него Своими пречистыми ладонями каждого, прибегающего к Нему, никому не отказывая.
А.: Но насколько я знаю, то у Христа было и остается множество врагов, и Его образ всегда вызывал у них самые злобные чувства. Ведь потому-то они Его и распяли. Разве не так?
О.Н.: Разумеется, так. Но это были те, кто так поступил либо по своему антихристовому духу, либо по обманутому тогдашними «манипуляторами» человеческому невежеству (сегодня: «Осанна!», а уже назавтра: «Распни!»). Однако мы не должны забывать одной важнейшей предпосылки распространения Христианства, состоящей в том, что исторически Церковь победила мир именно великой радостью реального присутствия в ней Христа, когда всякий, прикасающийся к Нему, уже не мог воспринимать «радости» и «удовольствия» этого мира, вдруг увидев их подлинную ничтожность и бесплодность!
С самого начала Христианство было благовестием этой Радости возвращения в Рай, обетованием и открывшимся через Христа путем в Небесное Царство. Без нее Христианства не существует, ибо в ней оно черпает свои смыслы и силы. «Я завещаю вам радость великую, которая будет всем людям» (Лк. 2, 10). И когда христиане ее теряют, то мир начинает чахнуть и рушиться в атмосфере безверия и отчаяния, среди множащихся в нем «псевдорайков». Наиболее обидное обвинение, которое может быть предъявлено христианам в том, что они безрадостны!
А.: Однако, я могу свидетельствовать по своим наблюдениям, что множества радостных лиц в храме я не наблюдал. Даже наоборот, я бы отметил, что в церквях царит обстановка больше строгости, чем радостности.
О.Н.: И это говорит о неверности восприятия Богослужения и православного понимания Христианства. Естественная церковная атмосфера должна носить характер оптимизма и радостной конструктивности. Задача Церкви, прежде всего, быть источником пульсации этой божественной радости и благовестия, она призвана создавать, поддерживать, хранить, «выплескивать» и «раздавать» ее в мир, облагораживая и оздоравливая его дыханием Рая. В этом состоит Литургия («общее дело»), цель и смысл Церкви. Восхождение Церкви в «вожделенное отечество» Царства Божия – основное условие христианской миссии в мире.
И нет иного средства обрести эту апостольскую всепобеждающую радость, кроме священнодействия, источающего одновременно и радость, и благодарение, которое называется Евхаристией, или Божественной Литургией. И если Христианство – это Благовестие Радости грядущего обожения, то у нас нет иного средства войти в нее, откликнувшись на призыв «войти в радость Господина своего» (Мф. 25, 21), кроме священнодействия Евхаристии, Божественной Литургии. Наша вера – в обещании Господа нашего Иисуса Христа: «Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна» (Ин. 15, 11). Совершенная радость Божественной Любви – вот к чему призывает нас Христос через преображение человека в Таинстве Причастия.
А.: Нет, не вижу я вокруг того энтузиазма и вдохновенного отношения и к Православию, и к Церкви, и чтобы люди становились в очередь причащаться так, как ты об этом мне говоришь. Или я не прав?
О.Н.: Ну, что тебе ответить? В очередной раз с нами происходит то же, что и прежде: «народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их». (Ис.6,10). Этим неведением подлинного облика Христа все мы безмерно себя обкрадываем: бедняки среди богатства безмерного. Вот подлинная и, по сути, единственная трагедия нашего времени. Мы же, православные, еще имеем великую возможность исполнять эту Литургию в ее первозданном, истинном виде. Иные уже ее утеряли навсегда.
Господь же терпит и ждет, когда мы очнемся от морока и забвения Его присутствия в нашей жизни, вразумляя нас по нашим силам потрясениями как личными, так и всеобщими. И всем нам теперь надо до глубины совести устыдиться нынешнему нашему безблагоговейному, профанному, донельзя обытовленному отношению к образу Христа, сделать такой разворот в народном сознании, чтобы Православие у людей начало ассоциироваться не с «поповскими мерседесами», не с заполошными людьми, носящимися по всякому поводу с иконами и хоругвями, но с великолепным образом Самого Иисуса Христа.
А.: Мне, как и большинству наших сограждан, непонятна пафосность и даже «театрализованность» обрядовых действий, происходящих в православном храме. Нельзя ли, чтобы все было попроще, посовременнее, может даже поскромнее – а заодно и попонятнее?
О.Н.: Православная Церковь сохранила чин (строй) Божественной Литургии таким, каким он был с первых веков Христианства. И, слава Богу. Так называемая «непонятность» - от неосведомленности. На самом деле, никаких сложностей не существует. То, что наши люди не знают своей исконной, родной богослужебной практики – следствие нашего религиозного, да и всеобщего бескультурья и невежества.
А.: Согласен, но вот что ответить, если себя спрашивают просто и незатейливо: «А зачем в этот храм ходить, что мы там забыли?»
О.Н.: Да, знаю, что даже этот вопрос не находит у большинства разумного ответа. А он для христиан и не такой уж сложный: чтобы периодически уверяться, удостоверяться в наличии Небесного Царства; возвращать в нормальное состояние сознание, чувства, разум; восстанавливать в себе осознание подлинных целей и смыслов своего существования. Храм же образует пространство образов и присутствия сущностей кардинально отличного от сегодняшнем мира, дает возможность прикосновения и погружения в подлинную реальность своей души. Наши современники совсем по-иному станут выстраивать свою жизнь, если поймут свое преимущество в том, что Православие даёт им возможность живого соприкосновения с Богом.
А.: И эта помпезная обрядовость богослужения обязательна?
О.Н.: Безусловно. Для встречи с Богом нашего морально и духовно уродуемого современника нужно вначале «изъять» из нынешнего мира, превратившегося в безумную, но в то же время, хорошо и четко управляемую «погоню за счастьем», отделить его от разрушительных флюидов этого мира. Поэтому весь строй богослужения, храмовое пространство призваны выполнять эту функцию, поднимая нас в духовное пространство над мирской суетой. Оно отделяет стенами, спокойным, живым пламенем свечей, запахами ладана, образами горнего мира, когда иконы «оттуда» смотрят на нас, песнопением, и главным, что должно звучать в храме – молитвой.
Тебя смущает «архаичность» православной обрядовости, но посмотри на нашу обыденную жизнь и увидишь, что она ритуализирована в гораздо большей степени, чем тебе представляется. Человек склонен к ритуалам и условностям, которыми как бы «оформляются» социальные отношения. Приветствие при встрече и пожелания при прощании – это ведь ритуал. Во многом, как упоминалось выше, ритуалом является домашняя или иная совместная трапеза. Поклоны, жесты, знаки внимания и прочее – ими «пересыпана» наша жизнь. А как обставляются юбилеи, дни рождения и просто «гости»? Вряд ли у кого возникнут вопросы об их уместности – представь, если бы тебя поздравляли следующим образом: звонок в дверь, затем с порога вручили в руки подарок со словами: «Поздравляю!» – и тут же ушли. Поздравление произошло? Несомненно, вон и подарок лежит. Но чего не было? Встречи, атмосферы сердечного общения, не случилось проявления любви. Согласен?
А.: Ну, конечно же, действительно, если устранить всю нашу богатую житейскую «ритуалистику», то общение станет пресным, потеряет не только свои эмоциональные краски, но и обеднит многие смыслы.
О.Н.: Подобным образом действует богослужение, ведь здесь происходит встреча не просто с другом или родственниками, но с Самим Богом! Как причащение выглядело бы безритуально? Да так же, как и поздравление с «порога»: люди пришли бы в храм к назначенному времени, священник (а зачем тогда облачения – можно и в костюме или в рубашке) вышел с Чашей из алтаря, произнес молитву (а тогда и она зачем?), по очереди вложил каждому в уста Причастие, после чего, попрощавшись, ушел в алтарь. Таким образом, вся «процедура» заняла бы минут 15. И что останется в душе после такой «встречи»? (Кстати, во многих протестантских организациях «воспоминание» именно так скудно, сухо и происходит, а то и вовсе отсутствует.)
Для того чтобы состоялась подлинная встреча человека со своим Господом, она облекается в форму великолепного церковного обряда – богослужения Божественной Литургии. Она воистину представляет собой гениальное, боговдохновенное творение человеческой мысли и духа. Но душе, залетевшей в храм из суетной, шумной, зачумленной суеты мира, нафаршированной страстями, разрушительными нервными импульсами, мельтешащими образами оболваненной, неестественной для человека сегодняшней жизнедеятельности, невозможно тут же, войдя под храмовый свод, обрести должную сосредоточенность, привести состояние своей души в такую мирную гладь, чтобы в ней смогло отразиться Божество. Чин богослужения построен таким образом, чтобы возносить нас из круговерти земных попечений в духовное состояние, позволяющее воспринимать смыслы небесного бытия. И, в конце концов, дело ведь не в ритуалах и обрядах как таковых – они нужны для выполнения главной функции: передавать человеческой душе образы и дух самого Небесного Царства.
А.: Хорошо, допустим. Однако если я стою в храме и не понимаю происходящего, то как я могу его воспринимать и участвовать в богослужении?
О.Н.: Конечно, нужно будет немного изучить сам ход службы, и формальную ее сторону, и содержательную. Хотя ничего сложного нет, тем не менее, немного придется потрудиться. Но мы же должны помнить, какова цель!? Да и просто внимательное периодическое нахождение на богослужении многое откроет.
На самом деле, храмовое богослужение как никакое другое действие (театр, музей, галерея, и т.п.) способствует глубокому эмоциональному и духовному насыщению души, вытеснению из нее негативных и разрушающих воздействий, заменяя созидательными, творческими, добрыми, светлыми – теми, которые, собственно, только и свойственны душе. Даже простое присутствие в храме во время службы, пускай, быть может, и без ясного понимания ее хода, осеняя молитвенным облаком, приносит душе неоценимую пользу. Пребывание в этом поле воздействия образов, звуков, движений, интерьера, способствует очищению мыслей, умиротворению чувств и эмоций, гармонизации мышления. Замечательные строки написал Мандельштам о Литургии:
И в Евхаристии, как вечный полдень длится,
Все причащаются, играют и поют,
И на виду у всех божественный сосуд
Неисчерпаемым веселием струится…
Молитвы, иконы, церковное пение – все это содействует устранению гневливости, раздражительности, помогает сосредоточенности души на «горнем», небесном, поднимая ее над всем мелким, грязным, пошлым, развратным и тленным, обращая духовный взор человека внутрь себя. Но богослужение производит не столько «психотерапевтический» эффект. Главное его воздействие на душу заключается в невидимом действии Божественных энергий Святого Духа, сокрытым за ходом внешней стороной священнодействия.
А.: Вот ты говоришь, что на Литургии происходит встреча со Христом. Но мне думается, что для человека должен присутствовать и некий практический момент помимо лишь эмоциональной составляющей этой встречи…
О.Н.: Видишь ли, Господь наш Иисус Христос - это настолько величественная и любвеисточающая Личность, что если происходит все по-настоящему, то уже от одного присутствия при Ней больше ничего не надо человеку. Но такое случается с сегодняшними нами, грешными, весьма и весьма нечасто. Православная Божественная Литургия - это общая и всецелая молитва Церкви к Богу. О чем эта молитва? – О даровании всем нам Небесного Царства (богослужение так и начинается – с ясного определения цели, к которой стремятся христиане: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа!»).
И что самое важное – эта молитва объединяет всех – и ныне присутствующих в храме, и отсутствующих, а также всех живущих сегодня на земле и тех, кто уже «по ту сторону травы» - в единое духовное Тело Христово. Это единство не умозрительное, духовные связи между этим миром и «тем» реальны. Ушедшим от нас наша духовная молитвенная помощь необходима – так мы проявляем свою действенную любовь к ним, участвуя в богослужении, жертвуя своим временем и усилиями. Церковь в данном случае выполняет роль «почты» для отправления наших молитвенных посылок всем тем, за кого приносим молитвы за Божественной Литургией.
А.: И что, они успешно «доходят»? Как узнать о «доставке»?
О.Н.: Для всех нас, считающих участие в ней неотъемлемой и органической частью своей жизни, это реальность бытия. И вовсе не следует стремиться увидеть «квитанцию о получении» нашими близкими, за кого приносим в храм свою молитву. Мы безоговорочно верим в небесполезность наших усилий, потому что мы их любим, а Бог всегда отзывается на усилия любви к ближнему и споспешествует им. Один монах как-то молился Христу, чтобы узнать, что происходит в духовном мире по нашим литургическим молитвам. Ему было нечто открыто, и он свидетельствовал, что когда прочитывается в алтаре очередное имя, то «там» оно будто пишется огромными, во весь небосвод золотыми буквами, и обладатель его испытывает несравненную благодать.
На такое же молитвенное вспомоществование также впоследствии надеемся и все мы, молящиеся теперь за наших родных и близких за Литургией в храме… Служение православной Божественной Литургии непосредственно, глубоко и самым реальным образом влияет на посмертное бытие усопших, за которых мы подаем в алтарь записки. Уже одно это, скажи – не заставляет ли по-особому оценить важность дела, совершаемого нашей Церковью?
А.: Ну, да, конечно, если принять, что все, о чем ты говоришь, это действительно правда. Но весьма немногие наши соотечественники сейчас согласятся с существованием такой реальности. Очень уж фантастически все это для многих будет звучать.
О.Н.: Вот в этом-то и состоит источник всех наших бед как народа и государства – в забвении своего небесноцарского пути и достоинства. Божественная Литургия – сердце Православия, повивальная бабка и душа православного славянства! Она имеет вселенское значение, особенно для нас славян, поскольку мы, как народ и государство, можно сказать, были взращены под ее сенью. Мы от рождения своего - народ и государство - одарены литургическим характером (отсюда - наши исконные черты соборности и общинности, когда в центре поселений всегда стоял храм, без которого наши предки свою жизнь не мыслили). Церковная Литургия для киеворосов и их потомков всегда была самой прочной консолидирующей скрепой, ибо являлась живой духовной связью, объединяющей в единое целое всех нас – и живых, и почивших, ибо именно так славяне всегда понимали себя и свою миссию, как Божий народ в исторической перспективе.
На литургической общности взращено наше национальное самосознание, мировоззрение, менталитет и культура. Как только литургическая жизнь у славян затухала, или искажалась, тут же размывалась моральная основа общества и, как следствие, от Бога нас настигали вразумляющие потрясения. До тех пор, пока, не опомнившись, снова не возвращались к своему литургически осмысленному существованию и развитию в сторону Небесного Царства.
Кстати, недавно мы наблюдали некое интуитивное массовое проявление нашей славянской «генетической» литургичности. Ведь что представляла собою акция, прошедшая в России 9 мая под названием «бессмертный полк»? Ведь это море людей, идущих с портретами своих родных и близких, воевавших против фашистских захватчиков, которые теперь шли в едином живом строю вместе с их потомками – как с живыми! Но все те, что смотрели на нас с фотографий, по существу, и есть живые – так утверждает и молитвенно их питает православная Церковь. Образовалась некая стихийная, народная «Литургия», как действительно «общее дело», которая выплеснулась на улицы интуитивно.
И что бесспорно - в силу наших глубинных религиозных корней! Вот это удивительное явление, неожиданно вспыхнувшее в наше время, дает оптимизм полагать, что и истинная Божественная Литургия вскоре благодатно войдет в плоть и кровь народной жизни, а с этим обретет историческую перспективу и объединение всего славянского православного геополитического пространства.
Вот я сейчас излагаю тебе свои размышления, а сам ведь держу в уме тяжкую «думку», что в церковной действительности на сегодняшний день служение Божественной Литургии очень даже «оставляет желать лучшего»… Если Евхаристия является духовным сердцем Православия, то нынче оно нуждается в серьезном «курсе лечения», поскольку сегодняшнее болезненное «самочувствие» Церкви сказывается на состоянии всего общества самым пагубным образом. Признаком этой угрожающей патологии является то, что лишь очень небольшая часть наших соотечественников сегодня обрели «дорогу к храму», слишком малая доля славянского народа причащается Христу. А это означает, что наше государство и народ утеряли свою основную идею существования, ошибочно избрав чуждые и губительные для себя ориентиры.
А.: Ты сейчас нарисовал по-хорошему пафосную, обширную картину о роли Божественной Литургии, в которую мне хочется верить. Поэтому как-то трудно предположить, что священнослужители, понимая столь глобальное ее значение, состоящее в соединении народа и, можно сказать, человечества с Богом, могут «исполнять» ее не должным образом.
О.Н.: В нашем разговоре я стараюсь тебе немного раскрыть сами принципы, на которых зиждется Православие в целом, не вдаваясь в подробности, и Божественная Литургия истинно является его сияющей вершиной. Однако в сегодняшней действительности мы часто видим картину иную, когда в практическом применении эти принципы зачастую искажаются до такой степени, что теряются их видение и понимание смыслов. Что в нынешнем служении Божественной Литургии вызывает беспокойство? Есть целый ряд недостатков и искажений, влияющих на уровень служения и «исполнения» богослужения – и технических, и эмоциональных, и объективных, и субъективных. Упомяну лишь некоторые. Самое удручающее из них - то, что сегодня из богослужения уходит его высокий небесноцарский дух. «Дежурность», формализм, обыденщина «изгоняет» его из богослужебного пространства. («Дух творит себе формы», каков дух, таковы и формы).
А.: Ты меня удивил – я думал, что где-где, но в церковном «деле» того, что свойственно «миру», быть не должно.
О.Н.: Увы, болезнь обмирщения проникает и в область духовную, что отражается даже в названиях. И в семинарских учебниках, и в другой литературе указывается, что Литургия названа еще «обеднею», поскольку, мол, это служба, которая «служится перед обедом». На первый взгляд, все понятно и логично, когда названиями «Божественная Литургия» и «Обедня» именуется одно и то же – главное богослужение Православной Церкви. Но фактически это свидетельствуют о двух психологически разных подходах к служению: один поднимает человека к Богу, являя Небо на земле, другой же представляет обыденное («обеденное»), действо. Словно на блистательную одежду нашей великолепной и восхитительной Божественной Литургии набрасывается домашний халат; будто вместо величественного дворца нас вводят в обычное присутственное светское бюрократическое заведение.
Печаль в том, что в сегодняшней церковной жизни Евхаристия, Божественная Литургия еще не встала в свой полный духовный рост, не заняла в Православной Церкви присущего ей осевого места как главной созидающей духовной силы этого мира. К сожалению, не ощущается сегодня общецерковной обеспокоенности за то, что по существу является главным деянием Церкви в мире – служение Божественной Литургии. А ведь наиболее коварен и разрушителен для организма тот недуг, который таковым не считается и не признается.
А.: Ну, так какие-то причины должны же иметь место, в чем тут дело?
О.Н.: А все банально и, вроде, просто. Прежде всего, это массовая литургическая неграмотность прихожан как следствие общей религиозной непросвещенности. Даже большинство из постоянных прихожан не понимают в полной мере сущности как Божественной Литургии, так и самого Причастия.
Другая беда в том, что нередко сами священнослужители не столько служат, сколько «исполняют обязанность», в общем, с равнодушием «отбывают номер». И этот дух обыденности («обедни») немедленно передается людям. Конечно, невозможно каждую службу проводить одинаково с высоким духовным напряжением, что по-человечески понятно – в жизни бывает всякое. Однако есть вещи, относящиеся не столько к духовной составляющей, сколько к чисто профессиональной стороне, к культуре, к обыкновенному отношению к своим трудовым и служебным обязанностям, к людям, пришедшим в храм, которые на таких же религиозных основаниях принимают участие в Литургии. Кто как верит – тот так и служит. Так что: увы, «Имеем благодать, - не умеем преподать».
А.: Послушай, раз уж у нас пошел такой разговор, то я хочу тебе «пожаловаться»: когда бываю в храме, то ничего не понимаю из того, что там читают. Голос читающего звучит, а слов разобрать не могу.
О.Н.: Это еще одна «техническая» проблема – на беду, у нас уже сложилась церковная практика плохого, невыразительного чтения, как будто это несущественный элемент богослужения. В особенности, это касается чтения Евангелия и «Апостола» - этих ключевых моментов Божественной Литургии, которыми венчается учительная ее часть – «Литургия оглашенных». Учителя Церкви говорили: «Кто не слышал Евангелия, тот не был на Литургии». И в этом истина, поскольку литургическое присутствие Христа и Его Апостолов непременно должно утверждаться в храме словами Священного Писания.
Не умея «настраивать» свой ум, чувства, волю на их восприятие, мы безмерно обедняем себя, присутствуя на Божественной Литургии «дежурно», сухо, безрадостно. Что еще, касаясь слова, является проблемой, препятствующей восприятию Божественной Литургии, так это невыразительная, сухая, формальная проповедь, когда она исходит из уст, но не из сердца. Увы, многим нашим пастырям над этой стороной своего служения надо еще «работать и работать».
А.: Также мне непонятно то, что поется в храме. Это тоже «так нужно»?
О.Н.: Да-да, это особенная проблема сегодняшней литургической практики. Она состоит в том, что именно хор создает духовную и эмоциональную атмосферу в храме, он же в большой степени привносит и формирует дух богослужения.
Нужно помнить, что главное, чем должен наполняться храм – это молитва, которую ничего не должно заслонять. А поскольку молитвенная атмосфера - субстанция сложно создаваемая и легко улетучивающаяся, то именно пение может ее настроить (для этого оно и существует как элемент богослужения), но также и разрушить, подменив «вокальными красивостями».
Встретить достойное богослужебное пение, к сожалению, сегодня можно весьма нечасто. Привлечение в состав церковных хоров профессиональных вокалистов вместе с классически правильной гармонизацией мелодики молитвенных текстов, увы, слишком часто изгоняет сам дух Литургии, делая «концертно-красивой» ее форму и выхолащивая тем самым ее молитвенное содержание. Такая же беда имеет место и с противоположной стороны «певческой» проблемы, особенно в сельских храмах, когда Божественная Литургия сопровождается таким «пением», что более-менее обученному уху переносить его невмоготу. Это, действительно, сложная проблема сегодняшней церковной жизни.
А.: Что мне еще не по нутру бывает, так это видеть в некоторых храмах и даже в монастырях не «по месту» бойкую торговлю…
О.Н.: Увы, это явление тоже имеет место быть. Хотя со стороны многое может казаться в гипертрофированном виде. В конце концов, сама по себе продажа свечей, книг и прочей церковной утвари ничего страшного и вредоносного не имеет. Правда, нередко наблюдается чрезмерное увлечение этой стороной деятельности храма. Разумеется, торговля вызвана необходимостью получения средств на его содержание, но часто какая-то невидимая черта переходится, и для людей, посещающих храм от случая к случаю многое видится «через увеличительное стекло». Конечно, если этот коммерческий дух начинает поражать церковную среду, то от людского глаза его не скрыть, он вытесняет из нее истинный дух Евангелия.
При всем при том, надо всеми силами стараться не забывать, что Божественная Литургия служится во имя Христа, перед Его святым Ликом. Может, это покажется кому-то необычным, но прихожане, которые являются органической и неотъемлемой частью богослужения, вправе ожидать замечательного ее исполнения. Здесь нет главных, начальствующих и подчиненных – каждый на своём месте. Участие в Евхаристии нивелирует все «мирские» - социальные, имущественные и физические - неравенства, здесь исчезает всяческое «масштабирование» людей, ибо вступают в силу принципиально иные мерки и оценки человеческой личности.
И потому следует всегда помнить, что плохой иконописью, служением, пением, неказистой, «фанерной» проповедью, торгашеским духом и т.п. мы сами принижаем, искажаем свою веру. Там, где должна быть полноводная река Благодати, омывающая нас, грязных, и питающая немощных, течет едва приметный ее ручеек. Этим мы сами себя лишаем огромной Радости Божественного присутствия, Его силы и Любви, преизобильно даруемых нам в божественных энергиях Таинства Евхаристии.
А.: Ты упомянул, о важности Литургии как стержневого фактора народной славянской самоидентификации и идеологии. Как это выглядит в прикладном смысле? То есть, как его, как ты утверждаешь, благотворное воздействие может проявляться практически, в конкретике действий в различных сферах общественной жизни страны?
О.Н.: Оно проявляет себя в двух измерениях. Одно из них практическое, или «человеческое», и второе - основное - духовное, метафизическое. Что касается первого, то через истинно служимую Божественную Литургию вкупе (что особенно подчеркиваю) с организованным религиозным «ликбезом» все больше и больше людей начнут приходить к осознанию реальности Небесного Царства. Общество, продвигаясь к пониманию того, что эта реальность бытия действительно существует, начнет меняться, приобретая новые, конструктивные черты. Даже, скорее, не меняться, а возвращаться к своему исконному характеру и виду.
Это то, что единственно может остановить моральную, а с ней и экономическую деградацию нашего общества, а также и в дальнейшем затухание восточнославянской цивилизации. Все признаки этой опасности налицо: культ и абсолютизация выгоды, массовая и агрессивная пропаганда гордыни, низменных пороков, эгоизма, цинизма, злобных, противоестественных отношений между людьми – все то, что обессиливает и губит ее цивилизационные корни. Если не возродить по лицу страны свет Божественной Литургии, доброго ждать не приходится, народная жизнь саморазрушится. Сами себя уничтожаем сегодня из-за духовной слепоты и религиозного невежества.
А.: Иными словами, как я понимаю, ты говоришь об изменении человеческих качеств общества и отдельной личности. А что второе, «метафизическое»?
О.Н.: Проиллюстрирую на свежем примере - на вхождении Крыма в состав России. Вокруг этого события сегодня развернулись геополитические коллизии мирового масштаба - и все вроде бы неожиданно, внезапно. Но афонские старцы и православные монахи Русских пустынь давно знали про этот день, притом во всех подробностях, в том числе касающихся раскола Русской церкви, братоубийственной войны и дальнейшей цепочки происходящего! А мы, сидя перед телевизорами, недоуменно удивляемся наблюдаемому... И если для политиков, историков и обществоведов, все это является поворотами событий с подведенной под них «аналитической базой», то для тех, у кого есть метафизическое видение истории, данная историческая картина представляет собой четкую закономерность.
Точно также, завтра странным поворотом событий сочтут разрушение Америки, затопление Европы, превращение Стамбула в Константинополь и возвращение его в православную юрисдикцию... А ведь там - в небесной, духовной истории - первая лежит в руинах, вторая покоится под водой, а третий уже воссиял возрожденной Софией, в которой осуществится предсказанное завершение Божественной Литургии, прерванной конницей мамелюков, въехавшей в храм и остановившей это богослужение пять столетий назад. (Кстати, богатые турки, зная о грядущей судьбе Стамбула, не хоронят своих родственников в его окрестностях, делая погребения в глубине турецкой территории).
А.: Так все происходящее действительно было известным уже давно? Откуда ты это знаешь?
О.Н.: Ты можешь в этом убедиться сам, познакомившись с православными литературными источниками. Духовное (трехмерное, вневременное) измерение истории открывается нам устами пророков, апостолов, святых старцев. Когда из изучения истории исключается фактор Божественного Промысла, тогда она превращается в набор случившихся фактов с причинно-следственными связями, трактуемыми произвольно, в зависимости от текущей политической конъюнктуры, – не больше. Оттого этот инструмент влияния на общественное сознание, не позволяющий связывать видимые процессы с невидимыми, но подлинными причинами, научить ничему не может.
Мировая история - это нечто большее, нечто более глубинное, нежели ее пространственно- временное проявление, ибо она протекает в двух параллельных измерениях: материальном и духовном, на плоскостях физической и метафизической. История в отрыве от своей метафизической составляющей - это пособие по самоуничтожению для последующих поколений.
А.: И что, исход нынешних бурных событий тоже предрешен и известен?
О.Н.: Разумеется. Но это вовсе не означает, что нам следует ничего не делать. Наши действия необходимы, но они должны быть согласованными с духовными законами бытия, тогда все будет хорошо. Если мы, православные славяне, откроем для себя правильный вход в «небесную» историю, тогда обретем несокрушимое оружие для противостояния всем деструктивным (иными словами, - бесовским) силам. Также, как бывало всякий раз во времена тяжелых испытаний для славянского народа и государства. Ведь и в нынешнее время наряду с истребителями и ракетами над нами «летают» наши святые, блаженные мощи, чудотворные иконы. Наша защита от вторжения земных завоевателей несокрушимой будет лишь тогда, когда к обычному оружию и войскам присоединится и православное воинство небесное – как было во все времена. А для этого нам необходимо возродить литургические «приёмники» этой духовной силы, соединяющие небо и землю – это наши храмы, в которых молитвенно-мощно служится Божественная Литургия, и православный народ причащается Христу.
