3.
Пустота и односторонность светской жизни
Как Вы обрадовали меня Вашим ответом! "Не тянет, напротив, отталкивает. Не один день после того я была как разбитая, душа моя томилась и тосковала, и я сладить с собою не могла. Насилу-насилу отлегло". Что же это Вы прошлый раз не прописали этого? Мне и показалось, что, помалчивая, Вы прячете зазнобу или занозу. Дай Бог, чтоб такое отревающее от светской жизни и светских увеселений чувство навсегда сохранилось в Вас. Но возможно и то, что слюбится. Как видно, Вам нельзя не соприкасаться к такой жизни. Во второй раз будет уж не так разрушительно и смутительно, в третий - еще меньше, а потом и ничего себе - как говорят про водочку: первая чарка колом, вторая соколом, а там уж только подавай. Которым приходится зайти в табачную мастерскую, что испытывают? И глаза ест, и в носу точит, и дохнуть нельзя. А которые трут-то, тем совсем ничего; да и эти свежие, постояв немного, уж не так жмурятся, чихают и перхают, а потом и совсем эти неудобства прекращаются. Смотрите, не случилось бы и с Вами подобного относительно так возмутивших покой Ваш порядков жизни.
Вы будто упредили мой вопрос и говорите: "И не думаю, чтоб я помирилась когда-нибудь с такою жизнию. Присматриваюсь и нахожу, что это не жизнь. Не умею этого объяснить, но утверждаюсь в мысли, что это не жизнь. Движения тут много, а жизни нет. Вон и моя швейня куда как хлопочет, но что в ней за жизнь?" Прекрасную мысль породила Ваша светленькая головка. Теперь Ваше положение я могу считать более надежным. Чувство одно непрочно: оно может измениться. Но когда в помощь к нему приходит основательная мысль, то оно упрочивается и собою опять упрочивает мысль. Вдвоем они похожи на крепость. Но чтоб эта крепость была крепче, надо Вам понять, почему именно нет жизни в той жизни. Если продолжатся наши беседы, то со временем подробно выяснится это; теперь же скажу только: потому нет в той жизни, что она не все стороны человеческой жизни занимает, питает, а только малую частичку, и притом такую, которая стоит на последнем месте или, вернее, на окраинах жизни, не касаясь центра ее. Жизнь человеческая многосложна и многостороння. Есть в ней сторона телесная, есть душевная и есть духовная. Каждая имеет свои силы и потребности и свои способы и упражнения их, и удовлетворения. Только тогда, как все силы наши бывают в движении и все потребности удовлетворяются, человек живет. А когда у него в движении только одна частичка сил и только одна частичка потребностей удовлетворяется, то эта жизнь - не жизнь: все одно как в Вашей швейне движение должное бывает только тогда, когда все части ее в ходу. Прекратись действие какой-либо части - машинка стала: не живет. Не живет и человек по-человечески, когда в нем не все в движении. Только в машинке прекращение ее жизни - движения - видимо видится, а в человеке бездействие в нем полной человеческой жизни, при действии одной какой стороны и удовлетворении немногих потребностей, совершается невидимо, хотя есть действительно, как действительна неподвижность сказанной машинки. Таков закон человеческой жизни! Приложим его к тому, о чем у нас речь. Какие силы там заняты и какие потребности удовлетворяются? Заняты руки, ноги, язык, глаза, уши, обоняние, осязание, память, воображение, фантазия и сметливость, все в совокупности - самая низшая сторона человека, одинаковая у него с животными; и удовлетворяется только одна потребность животной жизни или, лучше, играние сей жизни, какое действует и в молоденьких барашках с овечками, когда их выгоняют на зеленую поляну. Кроме этих сил, есть у человека еще два-три яруса их и еще главный им центр.
Судите же теперь, может ли такая жизнь быть жизнью? Чувство Ваше сказало Вам, что нет тут жизни. Указываю Вам главную причину, почему нет. Может быть, действие этой причины не так теперь для Вас ясно, но общая мысль не может не быть понятою; подробности же уяснятся со временем. Ибо я имею намерение все достодолжное выводить из устройства человеческого естества. Жить нам надобно так, как Бог создал нас, и когда кто не живет так, смело можно говорить, что он совсем не живет. Прошу удовлетвориться пока этим.
5
Три стороны человеческой жизни. Первая сторона: жизнь телесная, ее органы и потребности; нормальная и излишняя заботливость о теле
Сколько Вы наделали вопросов по поводу предыдущих двух писем! Это показывает в Вас прилежную, живую и восприимчивую ученицу и обещает успех. Тем охотнее мне писать. Но не на все буду Вам отвечать теперь, оставляя ответы до следующих разов. Займусь тем, что более всего Вас занимает. Пишите: "Ваши слова о сторонах, силах и потребностях человеческого естества вводят меня внутрь себя. Вхожу. Кое-что вижу, но большая часть то туманна, то совсем невидима для меня. Сильно желаю знать, что такое духовная, душевная и телесная сторона в человеке, какие в каждой потребности и как они удовлетворяются. Мне очень хотелось бы держать себя на уровне человеческого достоинства - истинного, как нам назначено быть Творцом".
Хорошо-с! Вы касаетесь самых основ нашей жизни, объяснение которых даст нам основы для всех последующих рассуждений. Уж как же иначе человеку и жить, как не так, как он устроен. Установив здравые понятия о том, как устроен человек, получим вернейшее указание на то, как ему следует жить. Мне думается, что многие потому и не живут, как должно, что думают, будто правила о сей достодолжной жизни навязываются совне, а не исходят из самого естества человека и не им требуются. Если б были уверены, что так есть, не стали бы поперечить им и отступать от них. Итак, извольте прислушать.
Тело наше состоит из разных органов, из коих каждый совершает свое отправление, существенно необходимое для жизни телесной. Главных органов три: 1) желудок с легкими, сердцем, артериями и венами, лимфатическими сосудами и множеством других сосудов, сосудцев и желез, служащих для разных отделений из крови и соков тела; отправление всех их - питание тела, или плототворение; 2) система мускулов и костей, отправление коих есть движение внутри и вовне; и 3) система нервов, центр коих - голова, спинной мозг и система ганглий - где-то под брюшною и грудною преградою, а разветвления проникают все тело; отправление ее - чувствительность. Когда ход этих отправлений и взаимное их отношение в порядке, тело здорово и жизнь - вне опасности; а когда этот порядок нарушается, тело заболевает и жизнь в опасности. Каждое отправление имеет свою потребность, которая дает себя живо чувствовать живущему, требуя удовлетворения. Потребности желудочной, или питательной и плототворной, части суть пища, питие, воздух, сон; потребность мускульно-костяной части есть потребность напрягать мускулы, которую всякий чувствует, долго засидевшись, и прямо потребность движения, заставляющая ходить, гулять, работать что-нибудь; потребность нервной части - приятное раздражение нервов всего тела, как мерность тепла и холода и подобное, и особенно приятное раздражение пяти наших чувств, в которых нервная система вышла наружу для общения с внешним миром.
Все это, как видите, телесно - душе какое бы до всего этого дело. Но как она, по теснейшему сочетанию с телом, приняла его в свою личность, то своими считает и все потребности телесные. Оттого говорим: я хочу есть, пить, спать, хочу ходить, гулять, работать, хочу видеть разноцвет, слышать разноголосие, обонять разноухания и прочее. Усвоив себе все потребности телесные, душа своим делом считает и удовлетворение их и хлопочет о пище, питии, сне, одежде, крове и о всем прочем, всячески желая добиться того, чтоб тело было покойно и не тревожило ее своими докучливыми требованиями. Это отношение души к телу, которое она держит не учась, а сама собою, по внутреннему некоему понуждению, обнаруживается в ней вроде некоего инстинкта - животолюбием, телолюбием, желанием покоить тело и доставать все для того потребное.
Совокупность всего этого и есть телесная сторона человеческой жизни. Но не все здесь одинаково телесно, или плотяно и чувственно. Крепко плотяна только питательная часть, но и она облагораживается приспособлением ее удовлетворения к потребностям и целям собственно душевным. Органы же движения и чувства служат более нуждам души, чем тела. А один орган, стоящий будто вне системы прочих органов, именно орган слова, исключительно есть орган души, назначенный для служения ей одной.
Телесная, плотская, чувственная - неодобрительная в нравственном отношении - жизнь есть та, когда человек, увлекаясь крайне животолюбием и телолюбием, поставляет главною для себя целию и заботою покой тела, или всестороннее удовлетворение потребностей лишь телесных с забвением о душе и тем паче о духе. При этом каждая телесная потребность, естественно-простая, распложается во множество прививных потребностей чрез привычку и пристрастие к разным способам ее удовлетворения. Возьмите пищу, или питие, или одежду. Что, кажется, проще всего сюда относящегося? А между тем сколько потребностей неотлучных: хоть умри, да подай! Оттого видим, что иные минуты не имеют свободной, бегая за нужным для удовлетворения их, при всем том, что десятки других лиц заняты для них тем же. У таких неизбежно должны голодать душа и дух, если они еще не совсем заглушены, забиты и погружены в чувственность.
Извольте о всем этом поразмыслить. О душе - до следующего письма.
6
Вторая сторона человеческой жизни: жизнь душевная - и три главных ее отправления. Первое отправление: сторона мыслительная с ее видами. Знание и наука. Нормальные отправления рассудка и пустое блуждание мыслей
Вы входили внутрь; войдемте туда снова. Смотрите, какое там множество и разнообразие действий и движений! То одно, то другое, то входит, то выходит, то принимается, то отвергается, делается и переделывается. Ибо душа приснодвижна и на одном стоять не в силах. Если мы станем смотреть в душу сообща, то ничего не разберем - надо действия ее распределить по родам и каждый род потом рассматривать особо. Да уж давно присмотрелись и распределили все действия души на три разряда - мыслей, желаний и чувств, назвав каждый особою стороною души - мыслительною, желательною и чувствующею. Возьмем это разделение и начнем обозревать каждую сторону.
Сторона мыслительная. Если внутри нас видится смятение, то оно наибольший простор имеет в мыслях, желания же и чувства мятутся уже под действием мыслей. Но в разряде мыслей не все есть беспорядочное движение; есть в среде их ряд серьезных занятий. Они-то, собственно, и составляют настоящее дело жизни душевной со стороны мыслей. Вот эти занятия:
1. Как только заметили Вы что-либо вовне посредством своих чувств или выслушали рассказ других о том, что они заметили своими чувствами, тотчас все то воображение воображает и память запоминает; и в душу ничто не может войти помимо воображения и памяти. Затем и последующая деятельность мыслительная опирается на воображении и памяти. Чего не сохранила память, того не вообразишь, о том и думать не станешь. Бывает, что мысли прямо рождаются из души, но и они тотчас облекаются в образ. Так что мыслительная сторона души вся есть образная.
2. Но воображение и память добывают и хранят только материал для мыслей. Само движение мыслей исходит из души и ведется по законам ее. Припомните, как Ваш меньшой брат, увидев какую-либо новую вещь, тотчас обращался к Вам или другим с вопросами: "А что это? А кто это сделал? А из чего это?" - и не успокаивался, пока не решат ему всех этих вопросов и не удовлетворят его. Мыслительность души начинается именно с порождением сих вопросов и рождает мысли в ответ на них или принимает готовые уже об этом мысли от других. Воображение и память не мыслят. Они - чернорабочие силы, подъяремные. Способность души, из которой исходят такие вопросы и которою доискиваются и порождаются мысли в ответ на них, называется рассудком, которого дело рассуждать, обдумывать и находить требуемые решения. Понаблюдайте за собою - и найдете, что ничего у Вас не делается без обдумывания и соображения. Всякую малость приходится обсуждать. Как бы мгновенно это ни делалось, повсюду входит соображение и идет по означенным прежде вопросам.
3. Когда Вы обдумываете, то тут нет еще определенной мысли. Мысль определенная установляется, когда найдете решение какого-либо из вопросов. Рассудок Ваш все роется, ища, что такое есть какая-либо вещь, откуда она и для чего она и прочее. Когда же найдете сами такое решение или, выслушав его от других, согласитесь с ним, обыкновенно говорите: "Теперь понимаю, толковать больше нечего, дело решенное". Это решение дает покой Вашей мыслительности относительно занимавшего Вас предмета. Тогда рассудок Ваш обращается к другим предметам, а сложившаяся мысль сдается в архив душевный - память, откуда по требованию нужды берется как пособие к решению других вопросов, как средство к слаганию других мыслей. Совокупность всех сложившихся таким образом понятий составляет образ Ваших мыслей, который Вы и обнаруживаете при всяком случае в речах своих. Это есть область Вашего знания, добытого Вами трудом мысленным. Чем больше у Вас решено вопросов, тем больше определенных мыслей или понятий о вещах; чем больше таких понятий, тем шире круг Вашего знания. Таким образом, как видите, выше памяти и воображения у Вас стоит рассудок, который своим мыслительным трудом добывает для Вас определенные о вещах понятия или познания.
Не на всякий вопрос удается нам добыть определенный ответ. Большая часть их остается нерешенными. Думают-думают, и ничего определенного не придумают. Почему говорят: может быть, так, а может быть, этак. Это дает мнения и предположения, которых в общей сложности у нас не больше ли, чем сколько есть определившихся познаний.
Когда кто, обсуждая известный класс предметов, добудет сам и от других позаимствует так много определенных о них мыслей и понятий, а нерешенное в них успеет дополнить такими удачными мнениями и предположениями, что может счесть этот круг предметов достаточно познанным и уясненным, тогда приводит все добытое в порядок, излагает в связи и последовательности и дает нам науку о тех предметах. Наука - венец мыслительной работы рассудка.
Все это я рассказываю Вам затем, чтобы яснее Вам было, в чем должна бы состоять естественная, законная деятельность нашей мыслительной силы. Ей следовало бы трудолюбно обсуждать незнаемое еще, чтобы познать то. Научниками быть дано очень немногим, не всем можно и проходить науки, но обсуждать окружающие нас вещи, чтоб добыть определенные о них понятия, всем и можно, и должно. Вот этим и следовало быть у всех занятою мыслительной силе. Сколько она добудет - это судя по своей крепости, но она должна быть всегда занята серьезным делом обдумывания и обсуждения действительностей. Между тем что видим в нашей мысленной области? Непрерывное движение образов и представлений без всякой определенной цели и порядка. Помышления за помышлением восстают и то идут в ряд, то поперечат друг другу, то забегают вперед, то возвращаются назад, то отбегают в сторону, ни на чем не останавливаясь. Это не рассуждение, а блуждание и рассеяние мыслей; следовательно, состояние, совсем противоположное тому, чем бы следовало являться нашей мыслительной силе,- болезнь ее, столь внедренная в нее и общая всем, что Вы ни одного не найдете человека, который бы мог постоянно вести серьезный труд мышления, не подвергаясь рассеянию и блужданию мыслей, отрывающих его от дела и увлекающих в разные стороны. Часто мы задумываемся. Что это за состояние? Вот что: мысль сходит в архив памяти и помощию воображения перебирает там весь собравшийся хлам, переходя от истории к истории по известным законам сцепления представлений, приплетая к бывалому небывалое, а нередко даже невозможное, пока не придет в себя и не возвратится к действительности окружающей. Говорят: углубился. Углубился, но в пустоту, а не в серьезное обсуждение дела. Это есть то же, что сонное мечтание,- праздномыслие и пустомыслие. Понаблюдайте за собою - и увидите, что большая часть времени проходит у нас именно в таком пустомыслии и блуждании мыслей. Иной день (и не больше ли таких) ни одной серьезной мысли не вспадет на ум. Прошу обратить на это внимание и заняться решением вопроса: пристало ли так действовать разумной твари? А я между тем обращусь к другим разрядам душевной деятельности.
7
Желательная сторона душевной жизни. Ее отправления. Правильное и беспорядочное состояние желательной способности
Желательная сторона. Действующая здесь сила есть воля, которая волит - желает приобресть, употребить или сделать, что находит полезным для себя, или нужным, или приятным, и не волит - не желает противного тому. Волнения воли требуют соответственного дела, потому воля прямее есть деятельная сила, которой существенная потребность - жить и действовать. Она держит в своем заведовании все силы души и тела и все подручные способы, которые все и пускает в ход, когда нужно. В основе ее лежит ревность, или ретивость,- жажда дела, а возбудителями стоят при ней - приятное, полезное и нужное, которых когда нет, ревность спит и деятельные силы теряют напряжение, опускаются. Они поддерживают желание, а желание разжигает ревность.
Ход раскрытия сей стороны душевной таков. В душе и теле есть потребности, к которым привились и потребности житейские - семейные и общественные. Эти потребности сами по себе не дают определенного желания, а только нудят искать им удовлетворения. Когда удовлетворение потребности тем или другим способом дано однажды, то после того вместе с пробуждением потребности рождается и желание того, чем удовлетворена уже была потребность. Желание всегда имеет определенный предмет, удовлетворяющий потребность. Иная потребность разнообразно была удовлетворена, потому с пробуждением ее рождаются и разные желания: то того, то другого, то третьего предмета, могущего удовлетворить потребность. В раскрывшейся жизни человека потребностей за желаниями не видно. Роятся в душе только сии последние и требуют удовлетворения, будто сами для себя.
Что делать душе с сими желаниями? Ей предлежит выбор, какому предмету из возжеланных дать предпочтение. По выборе происходит решение - сделать, или достать, или употребить избранное. По решении делается подбор средств и определяется способ и порядок исполнения. За этим следует, наконец, дело в свое время и в своем месте. Всякое, даже самое маленькое дельце идет сим порядком. Это можете вы проверить на каком-либо своем деле. По навыку иногда все эти действия совершаются мгновенно, и за желанием тотчас следует дело. Выбор, решение и средства берутся тогда из прежних дел и особого производства не требуют.
В пожившем человеке все почти делается по навыку. Редко случается какое-либо предприятие или начинание, выходящее из обычного порядка дел и знаний. Так уж бывает, что сложившаяся жизнь требует соответственных себе дел. Как они повторяются часто, то естественно обращаются в навык, нрав, правило жизни и характер. Из совокупности всех такого рода навыков, правил и порядков устанавливается образ жизни известного лица, как из совокупности установившихся понятий составляется образ его мыслей и воззрений. Зная чей-либо образ жизни, можно угадывать, что думает он в то или другое время и как поступит он в известных обстоятельствах.
Заправителем деятельной жизни поставлено благоразумие, которое есть тот же рассудок, только состоящий на службе у воли. В мысленной области рассудок решает, как что есть из существующего, а в желательной и деятельной - определяет, как что делать должно, чтоб верно было достигаемо то, что законно возжелано. Когда навыкнет он определять это как следует, так что человек дела свои ведет всегда или большею частию с успехом, тогда ему справедливо приписывается благоразумие - уменье с успехом вести дела, верно соображая средства с целями и дела с внешними обстоятельствами.
Из сказанного Вам нетрудно будет вывесть заключение о естественно-законной деятельности воли, которая, как видите, есть госпожа всех наших сил и всей жизни. Ее дело определять образ, способ и меру удовлетворения желаний, порождаемых потребностями или их заменивших, чтоб жизнь текла достодолжно, доставляя покой и радость живущему. Есть у нас, как поминалось, потребности и желания - душевные, телесные, житейские и общественные. Не у всех они одинаково проявляются, потому что не у всех одинаково слагается жизнь, а у одного так, у другого иначе. Дело человека определить, как в своем положении может и должен он удовлетворять свои потребности и желания, приладить подходящие к тому способы и вести по тому свою жизнь. Вести здравомысленно по установившейся норме свою жизнь со всеми делами ее и начинаниями - се есть задача желательной или деятельной стороны нашей жизни. Так бы следовало. Но вникните и рассмотрите, что бывает.
В мысленной стороне у нас бывает смятение, рассеяние и блуждание мыслей, а в желательной - непостоянство, беспорядочность и своенравие желаний, а за ними и дел. Сколько времени проходит у нас в безделии и пустоделии: шатаемся туда и сюда, сами не знаем для чего; делаем и переделываем, не умея дать здравого в том отчета; идут у нас начинание за начинанием и дело за делом, но из всего выходит только толкотня - суета. Зарождаются желания - и ничего с ними не поделаешь: давай и давай. И добро бы это однажды так, а то почти что ни час. Отчего это? Расплылась госпожа наша - воля. Посмотрите еще, сколько у нас есть пришлых возбудителей желаний: гнев, ненависть, зависть, скупость, тщеславие, гордость и подобные. Источником желаний должны быть естественные потребности сложившейся жизни семейной и общественной, а в этих всех что есть естественного? Они только расстраивают естество и все порядки жизни. Откуда же это варварское нашествие? Оставлю это Вам на рассуждение, а сам поспешу к концу.
8
Сторона чувства - сердце. Важное значение сердца в жизни человека. Влияние страстей на сердце
Сторона чувства - сердце. Кто не знает, сколь великое значение имеет в жизни наше сердце. В сердце осаждается все, что входит в душу совне и что вырабатывается ее мыслительною и деятельною стороною; чрез сердце же проходит и то все, что обнаруживается душою вовне. Потому оно и называется центром жизни.
Дело сердца - чувствовать все касающееся нашего лица. И оно чувствует постоянно и неотступно состояние души и тела, а при этом и разнообразные впечатления от частных действий душевных и телесных, от окружающих и встречаемых предметов, от внешнего положения и вообще от течения жизни, понуждая и нудя человека доставлять ему во всем этом приятное и отвращать неприятное. Здоровье и нездоровье тела, живость его и вялость, утомление и крепость, бодрость и дремота; затем что увидено, услышано, осязано, обоняно, вкушено, что вспомянуто и воображено, что обдумано и обдумывается, что сделано, делается и предлежит сделать, что добыто и добывается, что может и не может быть добыто, что благоприятствует нам или не благоприятствует - лица ли то или стечение обстоятельств,- все это отражается в сердце и раздражает его приятно или неприятно. Судя по сему, ему и минуты нельзя бы быть в покое, а быть в непрерывном волнении и тревоге, подобно барометру пред бурею. Но причувствовалось, и многое проходит у него без следа, как можете проверить теми случаями, что когда в первый раз случится нам быть где, то все нас там занимает, а после второго и третьего раза разве что.
Всякое воздействие на сердце производит в нем особое чувство, но для различения их в нашем языке нет слов. Мы выражаем свои чувства общими терминами: приятно - неприятно, нравится - не нравится, весело - скучно, радость - горе, скорбь - удовольствие, покой - беспокойство, досада - до-вольность, страх - надежда, антипатия - симпатия. Понаблюдайте за собою и найдете, что на сердце бывает то одно, то другое.
Но значение сердца в экономии нашей жизни не то только, чтоб страдательно состоять над впечатлениями и свидетельствовать об удовлетворительном или неудовлетворительном состоянии нашем, но и то, чтоб поддерживать энергию всех сил души и тела. Смотрите, как спешно делается дело, которое нравится, к которому лежит сердце! А пред тем, к которому не лежит сердце, руки опускаются и ноги не двигаются. Оттого умеющие собою править, встречая нужное дело, которое, однако ж, не нравится сердцу, спешат найти в нем приятную сторону и тою, помирив с нею сердце, поддерживают в себе потребную для дела энергию. Ревность - движущая сила воли - из сердца исходит. То же и в умственной работе: предмет, павший на сердце, спешнее и всестороннее обсуждается. Мысли при этом роятся сами собою, и труд, как бы он ни был долог, бывает не в труд.
Не все всем нравится и не у всех ко всему одинаково лежит сердце, но у одних больше к одному, а у других больше к другому. Это выражается так: у всякого свой вкус. Зависит это частию от естественного предрасположения, частию - и не больше ли? - от первых впечатлений, от впечатлений воспитания и случайностей жизни. Но как бы ни образовались вкусы, они заставляют человека так устроить свою жизнь, такими окружить себя предметами и соотношениями, какие указывает его вкус и с какими мирен он бывает, удовлетворяясь ими. Удовлетворение вкусов сердечных дает ему покой - сладкий, который и составляет свою для всякого меру счастия. Ничто не тревожит - вот и счастие.
Если б человек всегда в мысленной части держался здравомыслия, а в деятельности - благоразумия, то встречал бы в жизни наименьшую долю случайностей, неприятных его сердцу, и, следовательно, имел бы наибольшую долю счастия. Но, как указывалось, мысленная часть редко держит себя достодолжно, предаваясь мечтам и рассеянности, и деятельная уклоняется от своего нормального направления, увлекаясь непостоянными желаниями, возбуждаемыми не потребностями естества, а пришлыми страстями. Оттого и сердце покоя не имеет и, пока те стороны находятся в таком состоянии, иметь его не может. Больше всего тиранят сердце страсти. Не будь страстей, встречались бы, конечно, неприятности, но они никогда не мучили бы так сердца, как мучат страсти. Как жжет сердце гнев! Как терзает его ненависть! Как точит злая зависть! Сколько тревог и мук причиняет неудовлетворенное или посрамленное тщеславие! Как давит скорбь, когда гонор страдает! Да если построже рассмотреть, то найдем, что и все наши тревоги и боли сердца - от страстей. Эти злые страсти, когда удовлетворяемы бывают, дают радость, но кратковременную, а когда не бывают удовлетворяемы, а, напротив, встречают противное, то причиняют скорбь продолжительную и несносную.
Таким образом, видно, что сердце наше точно есть корень и центр жизни. Оно, давая знать о хорошем или худом состоянии человека, возбуждает к деятельности прочие силы и послед деятельности их опять принимает в себя, на усиление или ослабление того чувства, коим определяется состояние человека. Казалось бы, что ему следовало бы отдать полную власть и над управлением жизнию, как это и бывает у многих-многих вполне, а у всех прочих понемногу. Казалось бы, так, и, может быть, по естеству оно имело именно такое назначение, но превзошли страсти и все помутили. При них и состояние наше указывается сердцем неверно, и впечатления бывают не таковы, каким следовало бы быть, и вкусы извращаются, и возбуждения других сил направляются не в должную сторону. Потому теперь закон - держать сердце в руках и подвергать чувства, вкусы и влечения его строгой критике. Когда очистится кто от страстей, пусть дает волю сердцу, но пока страсти в силе, давать волю сердцу - значит явно обречь себя на всякие неверные шаги. Хуже всего поступают те, которые и целию жизни поставляют сласти сердца и наслаждение, как говорят, жизнию. Так как сласти и наслаждения плотские и чувственные дают себя сильнее чувствовать, то такие лица всегда ниспадают в грубую чувственность и становятся ниже той черты, которая отделяет человека от прочих живых тварей.
Так вот Вам душа и душевная жизнь со всех ее сторон! Я указывал нарочно, чему естественно следует быть на каждой стороне и чему не следует. И без напоминания Вам вижу в Вас готовность следовать первому и отвращать последнее. И благослови, Господи!
9
Третья сторона человеческой жизни: жизнь духовная. Главные проявления духовной жизни: страх Божий, совесть и жажда Бога. Достоинство человека
Пишете: "Я пробовала удержать свои мысли на серьезном и никак не смогла. Думала, что это зависит от моей непривычки рассуждать, и взяла хорошую книгу, чтоб при помощи ее держать ум о дельном рассуждающим,- и тут то же. Ум все отбегает на сторону и все к пустякам. Наконец я и совсем задумалась - и где-где не была и каких историй не наплела. Кто-то из наших привел меня в себя вопросом: "Что это ты зафилософствовалась? О чем?" А я совсем не философствовала, а мечтала. Так и всегда ведь бывало, но прежде я не обращала на это внимания. Теперь вижу, и вижу, что сему не должно бы быть; но как же быть? Никак не управишься с мыслями".
Как с этим быть, я расскажу Вам после, а теперь к тому Вашему наблюдению прошу приложить и другое: попробуйте хоть денек один пробыть без серчания и досадования и скажите, как это Вам удастся.
Затем Вы задаете мне вопрос: "Вы заключили: вот Вам душа и душевная жизнь. Но у Вас не все указано, что бывает в душе. Ни о добродетелях, ни о благочестии - ни слова. А я вижу, что в нашей семье, у родных и у многих знакомых они на первом месте не в слове только, но и в деле. Как же об них не упомянуто?"
Об этом только что собирался я писать. Я и прошлый раз хотел сказать, что скажу теперь, но подумалось подождать и посмотреть, как взглянете Вы на все сказанное. И вот Ваш вопрос. Благодарствую за серьезное вникание в предлагаемое. Сие достойно Вашей так хорошо сложенной головки. Пропуск, Вами замеченный,- не пропуск, но говорить о том, что Вам показалось опущенным, было здесь совсем не у места. Не дело души заниматься теми предметами. На то есть дух, а душа вся обращена исключительно на устроение нашего временного быта - земного. И познания ее все строятся только на основании того, что дает опыт, и деятельность ее обращена на удовлетворение потребностей временной жизни, и чувства ее порождаются и держатся только из ее состояний и положений видимых. Что выше сего, то не ее дело. Хоть и бывает в ней нечто выше сказанного, но то гостьи суть, заходящие к ней из другой, высшей области - именно области духа.
Что же это за дух? Это та сила, которую вдохнул Бог в лицо человека, завершая сотворение его. Все роды существ наземных изводила по повелению Божию земля. Из земли изошла и всякая душа живых тварей. Душа человеческая хотя и сходна с душою животных в низшей своей части, но в высшей она несравненно превосходнее ее. Что она является такою в человеке, это зависит от сочетания ее с духом. Дух, вдохнутый Богом, сочетавшись с нею, столько возвысил ее над всякою нечеловеческою душою. Вот почему внутри себя мы замечаем, кроме того, что видится у животных, и то, что свойственно душе человека одуховленной, а выше еще - то, что свойственно собственно духу.
Дух, как сила, от Бога исшедшая, ведает Бога, ищет Бога и в Нем одном находит покой. Неким духовным сокровенным чутьем удостоверяясь в своем исхождении от Бога, он чувствует свою полную от Него зависимость и сознает себя обязанным всячески угождать Ему и жить только для Него и Им.
Более осязательные проявления сих движений жизни духа суть:
1. Страх Божий. Все люди, на каких бы они степенях развития ни стояли, знают, что есть верховное существо, Бог, Который все сотворил, все содержит и всем управляет, что и они во всем от Него зависят и Ему угождать должны, что Он есть Судия и Мздовоздаятель всякому по делам его. Таков естественный символ веры, в духе написанный. Исповедуя его, дух благоговенствует пред Богом и исполнен страха Божия.
2. Совесть. Сознавая себя обязанным угождать Богу, дух не знал бы, как удовлетворить сей обязанности, если бы не руководила его в сем совесть. Сообщив духу частичку своего всеведения в указанном естественном символе веры, Бог начертал в нем и требования Своей святости, правды и благости, поручив ему же самому наблюдать за исполнением их и судить себя в исправности или неисправности. Сия сторона духа и есть совесть, которая указывает, что право и что не право, что угодно Богу и что не угодно, что должно и чего не должно делать; указав, властно понуждает исполнить то, а потом за исполнение награждает утешением, а за неисполнение наказывает угрызением. Совесть есть законодатель, блюститель закона, судия и воздаятель. Она есть естественные скрижали завета Божия, простирающегося на всех людей. И видим у всех людей вместе со страхом Божиим и действия совести.
3. Жажда Бога. Она выражается во всеобщем стремлении ко всесовершенному благу и яснее видна тоже во всеобщем недовольстве ничем тварным. Что означает это недовольство? То, что ничто тварное удовлетворить духа нашего не может. От Бога исшедши, Бога он ищет, Его вкусить желает и, в живом с Ним пребывая союзе и сочетании, в Нем успокаивается. Когда достигает сего, покоен бывает, а пока не достигнет, покоя иметь не может. Сколько бы ни имел кто тварных вещей и благ, все ему мало. И все, как и Вы уже замечали, ищут и ищут. Ищут и находят, но, нашедши, бросают и снова начинают искать, чтоб и то, нашедши, также бросить. Так без конца. Это значит, что не того и не там ищут, что и где искать следует. Не осязательно ли это показывает, что в нас есть сила, от земли и земного влекущая нас горе - к небесному?
Не разъясняю Вам подробно всех этих проявлений духа, навожу только мысль Вашу на его присутствие в нас и прошу Вас побольше подумать об этом и довесть себя до полного убеждения, что точно есть в нас дух. Ибо в нем отличительная черта человека. Душа человеческая делает нас малым нечим выше животных, а дух являет нас малым нечим умаленными от ангелов. Вы, конечно, знаете смысл ходящих у нас фраз: дух писателя, дух народа. Это совокупность отличительных черт, действительных, но некоторым образом идеальных, умом дознаваемых, неуловимых и неосязаемых. То же самое есть и дух человека; только дух писателя, например, видится идеально, а дух человека присущ в нем как живая сила, живыми и ощущаемыми движениями свидетельствующая о своем присутствии.
Из сказанного мне желательно было бы, чтоб Вы вывели такое заключение: в ком нет движений и действий духа, тот не стоит в уровне с человеческим достоинством.
12
Выводы из сказанного о трех сторонах человеческой жизни. Возможность перехода из одного состояния в другое и преобладания той или другой стороны жизни. Преобладание душевности и плотяности как греховное состояние. Господство духовной жизни как норма истинной жизни человека
Давайте теперь с Вами сведем счеты или сделаем выводы из всего наговоренного. Видите, сколько у нас сторон или, лучше, степеней жизни! Есть сторона и степень жизни духовная, есть духовно-душевная, есть собственно душевная, есть душевно-телесная (кажется, я не оттенил ее как следует - сюда принадлежат наблюдения с воображением и памятию, желания из потребностей тела и чувства телесных состояний и впечатлений), есть телесная. Пять ярусов, но лицо человека одно, и это одно лицо живет то тою, то другою, то третьею жизнию и, судя по тому, какою жизнию живет, получает особый характер, отражающийся и в его воззрениях, и в его правилах, и в его чувствах, то есть оно бывает или духовным - с духовными воззрениями, правилами и чувствами, или душевным - с душевными понятиями, правилами и чувствами, или плотским - с плотскими мыслями, делами и чувствами. (Серединных состояний - душевно-духовного и душевно-телесного - не беру в счет, чтоб не дробиться слишком.) Не то сие означает, чтоб, когда человек бывает духовен, душевность и телесность не имели уже в нем места,- но то, что тогда духовность у него бывает господствующею, подчиняя себе и проникая собою душевность и телесность; равно не то, чтоб, когда человек бывает душевен, его духовность и телесность не существовали более,- но то, что тогда душевность бывает господствующею, всем заправляет и всему дает свой тон и самую духовность облекает покровом душевности; также не то, чтоб, когда человек бывает плотян, его духовность и душевность исчезли,- но то, что тогда все у него оплотеняется и духовность и душевность плотяны бывают, подчинены плоти и ею попраны и в рабстве у нее содержимы.
Так как на какой бы степени ни находился человек, другие стороны его жизни остаются присущими в нем, то ни на одной степени он не бывает закабален так, чтобы уж и высвободиться не мог из сей кабалы, но всегда имеет возможность переходить с одной степени на другую, ослабив одну сторону своей жизни и усилив другую. Так и духовный человек может ниспасть в душевность и телесность и плотяный - подняться до духовности, когда тот возлюбит душевное и плотское, а этот взыщет духовного. Человек всегда свободен. Свобода дана ему вместе с самосознанием и вместе с ним составляет существо духа и норму человечности. Погасите самосознание и свободу - вы погасите дух, и человек стал не человек.
Но утверждая, что человек имеет свободу двигаться вверх и вниз по степеням жизни своей, я не утверждаю вместе с сим, что ему одинаково легко и удобно двигаться, сверху ли вниз идет он или снизу вверх, или что эти движения могут совершаться в нем так же быстро и часто, как переходы из одной комнаты в другую, бывающие по нескольку раз в день. Я хотел этим только сказать, что человек, себя сознающий и свободный, есть виновник своего состояния внутреннего и что если он, попав в такое состояние, которое одобрить нельзя, остается в нем, то сам виноват в том и ответен пред Богом и людьми.
Всякая из показанных степеней или проявлений нашей жизни натуральна в нас и, следовательно, не может быть неодобряема сама по себе. Не натурально и, следовательно, само по себе не одобрительно то состояние, в котором мысли блуждают, парят и бурлят, желания непостоянствуют, возбуждаемы будучи страстями - не натуральными нам, а пришлыми,- и чувства сердца волнуются и мятутся по причине сих же страстей. Я нарочно оттенял эти неестественности внутри нас, говоря о душевной жизни, чтоб остановить на них Ваше внимание. Нарочно и теперь поминаю об этом, чтоб тоже заставить Вас получше вникнуть в это дело и отнестись к нему по его достоинству. Блуждание помыслов, непостоянство желаний страстных и тревоги сердца непрестанно беспокоят нас, не давая ни одного дела сделать как должно и всегда почти сбивая нас с пути. Это болезнь хотя всеобщая и повсюдная, но не естественная, а нажитая нами произвольно. Враг знает, сколько она подручна ему, и, покушаясь искусить кого, прежде всего старается столкнуть его в этот омут - именно сначала вводит в поток помыслов, под ними потом зажигает страстные пожелания, а этими взволновывает сердце.
Кто доведен до этого, у того искушение созрело. Если не опомнится - падает и, падши, увлекается в водоворот бурливых движений помыслов, пожеланий и чувств, иногда ненадолго, иногда надолго, а нередко и навсегда. Та жизнь, частичку которой, помните, Вы испытали, вся проходит в этом водовороте и бывает, судя по кружкам, где бурливее, где потише, где поскромнее, где нараспашку - во всей своей наготе и срамоте. Но и помимо этого редко кто бывает свободен от тех бурлений внутри. Нет-нет - и прорвется. От блужданий же мыслей и представлений, не знаю, есть ли кто свободный. Так вот эту болезнь нашу извольте заметить (да Вы уж ее и заметили отчасти, жалуясь на неудержимость мыслей) - и, заметив, взяться за труд врачевания. Всяко не выпускайте из мысли, что внутри Вас постоянно присуще нечто недоброе, что всегда готово сбить Вас с должного и направить на недолжное.
Что касается до душевности и телесности, то они сами по себе, как замечено уже, безгрешны, как естественные нам; но человек, сформировавшийся по душевности или, еще хуже, по плотяности, не безгрешен. Он виновен в том, что дал в себе господство тому, что не предназначено к господству и должно занимать подчиненное положение. И выходит, что, хотя душевность естественна, быть душевным человеку - неестественно; так же и плотяность естественна, но быть плотяным человеку - неестественно. Погрешность здесь в исключительном преобладании того, что должно стоять в подчинении.
Но когда у кого господствует духовность, тогда, хоть это будет его исключительным характером и настроением, он не погрешает, во-первых, потому, что духовность есть норма человеческой жизни и что, следовательно, бывая духовным, он есть настоящий человек, между тем как душевный и плотяный человек не есть настоящий человек; а во-вторых, потому, что, как ни будь кто духовен, он не может не давать должного душевности и плотяности, только держит их не жирно и в подчинении духу. Пусть не широка у него душевность (в научных познаниях, искусствах и делах прочих) и крепко стеснена плотяность - все он настоящий, полный человек. А душевный (многознающий, искусник, делец), а тем паче плотяный - не есть настоящий человек, как бы красным не являлся он вовне. Он - безголов. Отсюда простой человек, Бога боящийся, выше многообразованного и элегантного, но не имеющего в целях своих и стремлениях угождения Богу. По сему же судите и о произведениях литературы и искусств. Произведения, в коих все плотяно, из рук вон нехороши; но и те, в коих господствует душевность, не отвечают своему назначению, хотя они выше плотяных. Таков суд - только о тех произведениях, кои чужды духовных элементов; те же, кои прямо относятся враждебно о всем духовном, то есть о Боге и вещах божественных,- прямо суть вражеские внушения и терпимы быть не должны.
Из сего Вы видите, что по естественному назначению человек должен жить в духе, духу подчинять и духом проникать все душевное, а тем паче телесное - а за ними и все свое внешнее, то есть жизнь семейную и общественную. Се - норма!
Я не прилагаю убеждения Вам жить в духе и ему все подчинять, полагая, что если Вы хорошо разобрали все сказанное, то решение жить так уже присуще в Вас. Вы уже и высказали свое решительное желание: стоять на уровне человеческой жизни, какою быть она предназначена. Видите теперь, какою быть она предназначена, и, конечно, желаете явить ее тако. Да ведь Вы и жили доселе в своем семействе и в кругу родных так, как изображено, то есть по духу, хоть и науки проходили, и хозяйство знаете, и в музыке и пении мастерица. Вам предлежит не заводить в себе духовность, а поддерживать ее и хранить, оберегая себя от влияний и влечений душевно-плотской жизни, в водовороты которой Вы начали попадать. Об этом-то мы с Вами и сговорились толковать. И конечно, Вы ждете поскорее решения: так как же быть-то?
13
Истинное счастие человека - жизнь по духу. Тончайшая оболочка души, служащая посредницей между ею и телом и средством общения душ между собою и с миром святых и ангелов. Светлое и темное состояние оболочки души
Хотел отвечать на помещенный в конце прошлого письма вопрос, но подошел день Вашего ангела, и мне пришло в голову высказать мои Вам по сему случаю благожелания.
Желаю Вам прежде всего здоровья, потому что в нем условие и стяжания всех благ, какие благом считает человек, и наслаждения ими, или вкушения их. Уж у больного и расслабленного какие возможны утехи, когда все чувства в ненормальном состоянии. Исключение надо сделать только для духовных утешений. Они не подлежат такой зависимости от состояния здоровья и могут быть присущи, несмотря на страдания телесные. Мученики во время самых мучений истинно радовались, воистину, а не языком только говорили, что радуются.
А за этим чего пожелать? Обычно желают счастия. Желаю Вам счастия и я. Но что же тут именно желается?! Ведь до сих пор никто еще не определил, что есть счастие или кто воистину счастлив. Я так понимаю, что счастлив тот, кто чувствует себя счастливым. Так вот этого и желаю Вам, желая счастия! Желаю, чтоб Вы всегда чувствовали себя счастливою. Отчего и как? Об этом у людей столько разных понятий и вкусов, что не разберешь. Я же потихоньку Вам скажу, что пока Вы не в духе живете, не ждите счастия. Душевная и телесная жизнь, при благоприятном течении, дают что-то похожее будто на счастие, но это бывает мимолетный призрак счастия, скоро исчезающий. К тому же при них та бурливая среда, между душою и телом образующаяся и страстными помыслами, желаниями и чувствами возметаемая, всегда бывает сильна, а при ней, по причине яда страстей, возможно только опьянение, забывающее страдание, как бывает и от опиума, но не отсутствие страданий и болей сердца. Боли сердца составляют неотъемлемую принадлежность той жизни. Дух же витает за пределами всех треволнений и туда уносит живущего в нем и, давая ему вкушать свои блага, всегда пребывающие, делает его истинно и прочно счастливым.
Что же? Тем и кончить благожелания? Нет, думаю, что этого мало. Если б жизнь наша кончалась этою жизнию, то, конечно, достаточно было бы сказать: будьте здоровы и счастливы. Но как она не кончается так, а продолжается и за гробом и там только является решительною жизнию, то для полноты благожеланий не могу не пожелать Вам, чтоб Вы сподобились и там быть блаженною. Буди же Вам и там быть блаженною. Я этого от всей души и паче всего Вам желаю и молю усердно Господа, да проведет Он Вас безбедно путем настоящей жизни и после нее вселит в Царство Свое всеблаженное.
При этом, конечно, в Вашем сознании представляются очень суровые условия. Есть, конечно, условия решительные, но суровы ли они? На это скажу пока обще: и да и нет, судя по тому, как кто поставлен с детства; и, судя по сему же, предъявляю, что для Вас они не суровы. Вы уже и выполняете их. Только берегитесь и не отступайте.
Приходит мне и еще на мысль послать Вам к Вашему празднику конфету, но не знаю, сумею ли составить ее. Попробую.
Если Вы не забыли, когда-то я заводил с Вами речь о некоей тонкой-претонкой стихии, которая тоньше света. Зовут ее эфир. И пусть: не в имени дело, а в признании, что она есть. Я признаю, что такая тончайшая стихия есть, все проникает и всюду проходит, служа последнею гранью вещественного бытия. Полагаю при сем, что в этой стихии витают все блаженные духи - ангелы и святые Божии, - сами будучи облечены в некую одежду из этой же стихии. Из этой же стихии и оболочка души нашей (доразумевайте при сем слове и дух, который есть душа души нашей человеческой). Сама душа - дух, невещественна, но оболочка ее из этой тонкой невещественной стихии. Тело наше грубо, а та оболочка души - тончайшая есть и служит посредницею между душою и телом. Чрез нее душа действует на тело и тело на душу. Но об этом я мимоходом говорю. Удержите только в мысли, что душа имеет тончайшую оболочку и что эта оболочка такая же и у нашей души, какая у всех духов. Из этого Вам нетрудно уже вывесть заключение, что та всемирная тончайшая стихия, из которой эти оболочки и в которой витают все духи, есть посредница и для взаимного общения наших душ и духов тех.
Теперь оторвитесь от этого представления и перейдите вниманием к обычным между нами делам. Вы живете теперь в Москве, сидите в стенах своей квартиры, окружены отвсюду зданиями и, куда ни обратите очи свои, всюду встречаете препоны: многие предметы преграждают острозоркость и дальнозоркость очей Ваших. Но если б Вам подняться над Москвою на каком-нибудь шаре, Вы увидели бы беспрепятственно не только ее всю, но и окрестности ее. Если б Вам еще повыше подняться, то Вы и что есть дальше кругом увидели бы. Усиль Ваше зрение и подними Вас еще выше и выше, Вы можете увидеть Санкт-Петербург, Париж, Лондон и т. д. Все сие потому, что зрение Ваше стало острозорче и никаких ему нет помех видеть.
Переходите теперь опять к святым Божиим. Та стихия, о коей речь, всюду проходит и никакой нигде помехи не встречает себе. Луч солнца проходит сквозь стекло, а та стихия - и сквозь стекло, и сквозь стены, и сквозь землю, и сквозь все. Но как она проходит сквозь все, так и те, которые витают в ней, могут проходить сквозь все, когда нужно (как Спаситель прошел в горницу, где были апостолы дверем затворенным). Обитают они в определенном месте, но, когда им повелевается или позволяется, тотчас переносятся куда нужно по той стихии и никаких преград не только не встречают, но и не видят. Когда нужно, переносятся, а когда нет такой нужды, на своем месте пребывая, видят по всем направлениям, что где есть и что где творится. И когда очи свои обращают на землю, то есть на нас грешных, то ясно видят и нас... только не это грубое тело наше, до коего им дела нет, а видят самую душу нашу как она есть, не непосредственно, а посредством оболочки души, сродной с их оболочкою и тою стихиею, в коей они живут,- ибо состояние души верно отражается в ее оболочке.
Извольте теперь вообразить: сидят двое и разговаривают, при этом душа каждого настроена своим образом. Каждый из них не видит, что на душе у другого, по причине грубой занавески тела, за которою прячется душа; а ангелы и святые, если обратят взор на них, увидят душу их, как она есть и что в ней есть,- ибо какова она и что в ней, отражается в ее оболочке. Если в ней святые мысли и чувства, оболочка ее светла, и при каждом святом чувстве светла особым образом. А если мысли и чувства ее не совсем чисты, то и оболочка ее не светла и от каждого нечистого чувства своим образом помрачена, являясь то как туман, то как мрак ночи. Если б Вы вознеслись на небо и ангельское восприяли зрение, совлекшись, конечно, и этого тела, то, взглянув на землю, Вы увидели бы вместо разнообразной массы людей некие тени светлые, полусветлые, туманные, мрачные, причем не дивно, что светло наряженные показались бы Вам мрачными, если у них душа дурна, а одетые в рубище - светлыми, если их душа чиста. И вот такими-то видят нас небожители и, судя по тому, какими видят, радуются о нас или скорбят.
Позвольте Вас спросить: какою видит Вас святая, имя которой Вы носите, и особенно ныне, когда она повнимательнее присматривается к Вам ради того, что и Вы поусерднее обращаетесь к ней? Какою видит Вас ангел-хранитель, всегда при Вас находящийся, и Сам Господь, с телом одесную Отца седящий, но и с нами обещавшийся быть во вся дни? Какою они Вас видят, таковы Вы и на деле. Упреждаю, что таким вопросом я не думаю смутить Вас и тем омрачить Ваш праздник; напротив, чаю доставить Вам духовное утешение и обрадование. Ибо не могу ожидать, чтоб с неба Вас видели мрачною или туманною. Вы еще не успели отуманиться, потому видимы светлою. По крайней мере мое искреннее благожелание Вам в день Вашего ангела есть: да будете и пребудете всегда таковы, чтоб небожители всегда видели Вас светлою. Тогда из сей жизни прямо к ним туда и перейдете. Вот этого Вам от всей души и желаю.
18
Значение духовных потребностей в ряду других сторон человеческой жизни. Единое на потребу.
Господство духа как естественная гармония всех потребностей, могущая дать мир и покой. Отсутствие этого покоя в человечестве. Всеобщая суета и крушение духа. Зародыш этого смятения получается вместе с рождением
Теперь нам ничто уже не мешает обратиться к решению оставленного вопроса. Но чтоб его самого поновить, потрудитесь припомнить сказанное.
Дотолковались мы с Вами, что у человека есть три (а с промежуточными пять) яруса жизни: духовный, душевный и телесный; что каждый из них дает свою сумму потребностей, естественных и свойственных человеку; что сии потребности не все одного достоинства, но одни выше, другие ниже и что соразмерное удовлетворение их дает человеку покой. Духовные потребности выше всех, и когда они удовлетворяются, то другие хоть и не будут удовлетворяемы, покой бывает; а когда они не удовлетворяются, то, будь все другие удовлетворяемы богато, покоя не бывает. Почему удовлетворение их и называется единым на потребу.
Когда удовлетворяются духовные потребности, то они научают человека поставлять в согласие с ними удовлетворение и прочих потребностей, так что ни то, чем удовлетворяется душа, ни то, чем удовлетворяется тело, не противоречит духовной жизни, а ей пособствует - и в человеке водворяется полная гармония всех движений и обнаружений его жизни: гармония мыслей, чувств, желаний, предприятий, отношений, наслаждений. И се - рай! Напротив, когда дух не удовлетворяется и сие единое на потребу забыто, тогда все другие потребности разбегаются в разные стороны и каждая требует своего, и как их куча, то голоса их, как шум на базаре, оглушают бедного человека, и он мечется то туда, то сюда как угорелый за удовлетворением их. Но покоя никогда не имеет, потому что, когда одна удовлетворяется, другие не довольствуются тем и, не считая себя чем-либо ниже той, которая почтена удовлетворением, настойчиво требуют своего, как у матери, когда она накормит одного ребенка, другие пять кричат. Оттого внутри у такого шум, гам, разволока во все стороны и во всем беспорядочность. Тут же зарождается и та бурливая полоса, о коей была особая речь, и еще больше возмущает и обеспорядочивает все внутреннее. Такой ничем не доволен, всегда в туге, то, утомившись, стоит, выпучив глаза и недоумевая, что бы начать, то кружится и кружится. И се есть суета и крушение духа!
Вот откуда и рождается вопрос: так как же быть-то? Как сделать, чтоб духовная сторона была в нас преобладающею и, заправляя всем, вносила строй в жизнь нашу?
Скажу Вам наперед, что этому вопросу не было бы места, если б жизнь, свойственная нам, развивалась как следует. Ибо и телесные с душевными потребности так же естественны нам, как и духовные, и удовлетворение им само по себе не может вносить беспорядка и смятения в жизнь, как и удовлетворение духовным. Развивайся они все в строе и естественном взаимоподчинении - и жизнь человеческая текла бы прелесть как хорошо. Посадите семечко, поливайте, держите в должной теплоте - оно даст росток, ствол, лист и, наконец, цвет прелестный. Так было бы и с человеком. Раскрывайся он в естественном чине - будет всегда выходить прекрасный человек. Отчего же это мы ни себя, ни других не видим прекрасными? Отчего жизнь наша покривляется?
Припомните, что с Вами было после того, как Вы окунулись немножко в тот омут или ту бурливую жизнь. Ведь у Вас внутри сильное произошло смятение. Повторись это несколько раз - и Вы, если не примете предосторожностей, вплететесь в тот же водоворот, и пойдет у Вас жизнь, которая есть суета и крушение духа. Так нельзя ли нашей беспорядочности объяснять тем, что есть беспорядочные люди: мы увлекаемся ими и усвояем себе их беспорядочность? Вы вот только теперь начали подвергаться влиянию этой беспорядочности, воспитание же Ваше прошло под упорядочивающими влияниями благочестивого семейства Вашего и Ваших родных. А другие, у которых семья и родство живут бурливо и смятенно, с мальства усвояют эту смятенность и в ней вырастают. Так вот, может быть, и причина, от которой покривляется наша жизнь от естественного течения и в нее входит неестественное смятение?
Нет, этим дело не объясняется, потому что остается и еще вопрос: а в этот круг людей как зашло смятение? Откуда оно в семействах и в обществе? Вовне человек бывает таков, каков внутри. Беспорядочность в семейство и общество вошла изнутри человека. Не будь его внутри, не было бы его и вовне. Теперь внешнее отдает обратно внутреннему то, что от него получило. И опять вопрос: внутрь-то же откуда оно зашло? И еще скажу: внешнее бурление воздействует внутрь и там себя воспроизводит, потому что зародыш его и предрасположение к нему есть уже внутри. Вы тогда были смятены и покоя не находили. Отчего? Вы умолчали, а я не сказал Вам, потому что было не время. А теперь скажу. В те два дня, пустившись в бурливую жизнь, Вы увлекались, сердце Ваше сочувствовало если не всему, то многому. От этих сочувствий бурление и смятение возникли и в Вас. Пришедши в себя, Вы увидели в себе новость. Совесть доложила Вам, что эта новость - дело Ваше, и дело недолжное, и начала Вас за это казнить. Повинуясь сему голосу, Вы тогда все хорошо обсудили и верно оценили ту жизнь. После сего, если Вам еще придется попасть в эту сумятицу и Вы, как не раз уже говорил я, будете держать сердце свое вдали, не давая ему воли, когда оно начнет рваться на сочувствия,- то Вы не будете испытывать испытанного томления. Но это я поминаю мимоходом. Речь же моя о том, откуда у Вас, живших доселе в других порядках, это сочувствие к тому беспорядочному. Извольте разобрать и найдете, что оно у Вас и прежде было внутри, но было скрыто, а теперь вышло наружу. Внешние влияния не дают ничего нового, а только возбуждают то, что уже есть внутри. Скажу Вам пример. Я видел прокаженных. Дети их рождаются хорошенькими и растут совсем здоровыми. Но приходит время, проказа проявляется и у них, и они начинают быть как и родители их и как все другие прокаженные. Откуда она? Вышла извнутрь! А туда откуда попала? Получена вместе с рождением.
Из сего Вам немудрено будет сделать такое наведение, что если мы видим внутрь себя беспорядочность и смятение - мыслей, чувств, желаний, начинаний, дел - и кружимся в них, то это потому, что зародыш всего этого внесен в естество наше и что этот зародыш беспорядочности, раскрываясь вместе с раскрытием наших сил и потребностей, вносит в них смятение и делает, таким образом, всю нашу жизнь смятенною и бурливою. Извольте теперь рассудить, откуда этот зародыш. Говорю, извольте рассудить об этом, потому что иначе не сможем мы найти удовлетворительного ответа на несколько уже раз повторенный вопрос: как же быть? Кто хочет успешно врачевать болезнь, должен доискаться причины ее. Без того лечение не может иметь правильного течения и успеха.
Так вот о чем теперь надо потолковать.
19
Первородный грех как источник внутреннего смятения и беспорядка. Возможность врачевания поврежденного грехом состояния человека
Хоть я писал Вам рассудить и сам обещался потолковать о том, откуда в нас зародыш внутреннего смятения и беспорядочности, но ведь известно уж, и Вы знаете, откуда он. Стало быть, нечего и рассуждать, а только припомнить, как мы веруем о сем. Веруем, что такой зародыш не Творцом при сотворении человека вложен в естество наше, а привнесен после сотворения - силою падения прародителей наших, которые, преступив заповедь, повредили и расстроили естество наше, которое расстроенным и поврежденным передали и потомству своему, то есть всему роду человеческому. Так оно перешло и к нам с Вами и служит причиною того смятения и той беспорядочности внутри нас, от которых происходят все беспорядки и вне, в частной каждого лица, семейной и общественной жизни. Почему эта беспорядочность хотя получается нами в зародыше вместе с рождением, но не природна нам, не принадлежит к природе человеческой, не так существенна в ней, чтоб без нее человек был уже не человек, а, напротив, без нее-то человек и бывает настоящим человеком. Она есть болезнь наша, и только по устранении ее мы можем являться здравыми в таком виде, в каком следует нам быть по естеству, как оно вышло из рук Творца. Припоминаю Ваше желание стать на уровне достоинства человеческого. Уврачуйте в себе болезнь означенную - и станете такими.
Запомните, что внутреннее наше смятение и беспорядочность прирождены нам, но не природны, не состоят в природе нашей как существенная часть ее, а втеснились между природными частями и их расстраивают и в собственной каждой части деятельности, и в их взаимных отношениях. Если б это природно было, то не производило бы своим присутствием страдания и муки, какие мы от того испытываем. Что природно, то радость жизни составляет, а что противно природе, то ее томит и мучит. С другой стороны, если б это природно было, то, когда бы кто явился свободным и чистым от того, уж он не был бы человек. Но мы ведаем Человека, Который был совершенно чист от этого и все же был человек - настоящий человек. Ведаем также, что и все, которые облекаются в Него, получают область очищать себя, как и Он чист есть (1 Ин. 3, 3), и являться подобными Ему.
Запомните, говорю, что эта беспорядочность прирожденна нам, но не природна,- запомните и убеждение в том держите крепко. Убеждение это будет поддерживать у Вас ревность к уврачеванию сей болезни. Если она не природна, то, значит, есть возможность уврачевать ее. Имея же сию надежду, кто не воодушевится и самым делом уврачевать себя? Естество наше в чистом виде достолюбезно. Сами ангелы взирают на него с любовию и удивлением, когда оно является таковым. Нам ли не желать увидеть его таковым, и притом не вне - в других, а в себе самих? Да ведь и все счастие наше и благобытие в том состоит, чтоб избавиться от сей болезни. Ибо, когда ее не будет, что помешает нам быть в блаженном состоянии и чувствовать себя таковыми? Напротив, если эта болезнь природна, то ее уж не уврачуешь. Так и останется она навсегда, сколько ни трудись над изгнанием ее. Прими эту мысль - и руки опустишь, говоря в себе: так, верно, уж быть. А это и есть то пагубное нечаяние, в которое вложившись, предают себя студодеянию в делание всякия нечистоты (Еф. 4, 19).
И еще повторяю: держите убеждение, что не природна нам беспорядочность наша, и не слушайте тех, которые говорят: что тут толковать, так уж мы сотворены, ничего с собою не поделаешь. Не так мы сотворены и, если возьмемся за себя как следует, что-нибудь и сделаем с собою.
Все сие толкую Вам, чтоб Вы возревновали взяться за себя и не допускать себя опять до тех мучений, какие испытали, а, напротив, пресечь в себе самую возможность их. Как сего достигнуть, об этом следует рассудить.
20
Продолжение. Изъяснение расстройства, внесенного в природу человека грехом прародителей. Общение с Богом служило источником господства духа над душою и телом. Чрез нарушение заповеди человек отделился от Бога, и потерял господствование над душою и телом, и подчинился господству страстей. Изображение человека, по падении терзаемого страстями
Продолжаю. Что такое сделалось с нами вследствие преступления прародительского?! Природа наша осталась та же, части и силы естества нашего остались те же, с теми же законами и требованиями. Но не туда направилось наше сознание с свободою; чрез что возмутили взаимное соотношение наших частей и сил и, нарушив их первообразный строй, внесли расстройство в общую деятельность и жизнь человека, породив из себя особый класс разрушительных сил - страсти, не естественные нам, но возымевшие такую власть, что всеми силами нашими ворочают, как им угодно. Вот как все это случилось.
Бог создал человека для блаженства, и именно в Нем, чрез живое с Ним общение. Для сего вдунул в лицо его дыхание Своей жизни, что есть дух, как уже поминалось. Существенное свойство духа - сознание и свобода, а существенные движения его суть исповедание Бога, Творца, Промыслителя и Воздаятеля, с чувством полной от Него зависимости, что все выражается в любительном к Богу воззревании, непрестанном к Нему внимании и благоговейном пред Ним страхе с желанием творить всегда угодное пред Ним по указанию законоположницы - совести и с отрешением от всего, чтоб Единого Бога вкушать и Им Единым жить и услаждаться. Человеку даны в духе сознание и свобода, но не затем, чтоб он зазнался и своевольничал, а затем, чтоб, сознав, что все имеет от Бога и для того, чтоб жить в Боге, все свободно и сознательно направлял к сей единой цели. Когда он так бывает настроен, то в Боге пребывает и Бог в нем пребывает. Бог, пребывающий в человеке, дает духу его силу властвовать над душою и телом, а далее и над всем, что вне его. Таково и было первоначальное состояние человека. Бог являлся прародителям и подтвердил все сие Своим Божественным словом, наказав им Его Единого знать, Ему Единому служить, в воле Его Единого ходить. Чтоб они не запутались в соображениях, как все это выполнять, Он дал им небольшую заповедь: не вкушать плодов от одного дерева, названного Им древом познания добра и зла. Так и начали жить наши прародители и блаженствовали в раю.
Позавидовал им падший прежде того по гордости дух и сбил их с пути, наустив их преступить данную им небольшую заповедь тем, что обольстительно представил, будто со вкушением от запрещенного плода они вкусят такого блага, которого без того и вообразить не могут,- станут как боги. Они поверили - и вкусили. Дело вкушения, может быть, и не велико, но худо, что поверили, не зная кому. Может быть, и это не так бы было важно, если б не те страшно преступные мысли и чувства к Богу, какие, как яд, влил в них злой дух. Он наговорил им, что Бог запретил им вкушать от древа затем, чтоб и они не сделались богами. Этому поверили. Но поверив так, они не могли не принять хульных о Боге помышлений, будто Он завидует им и неблагожелательно к ним относится, а приняв такие помышления, не могли миновать и некоторых недобрых к Нему чувств и своевольных решений: так мы же сами возьмем то, до чего Ты не хочешь допустить нас. Так вот Он какой, засело у них в сердце о Боге, а мы думали, что Он такой благой. Ну, так мы сами себя устроим наперекор Ему. Вот эти-то мысли и чувства были страшно преступны! Они-то и означают явное отступление от Бога и враждебное восстание против Него. У них внутри то же произошло, что приписывается злому духу: выше облак поставлю престол мой и буду подобен Вышнему - и это не как летучая мысль, а как враждебное решение. Так сознание зазналось и свобода воссвоевольничала, приняв на себя устроение своей участи. Отпадение от Бога совершилось полное с отвращением неким и враждебным восстанием против. За это и Бог отступил от таких преступников - и живой союз прерван. Бог везде есть и все содержит, но внутрь свободных тварей входит, когда они Ему себя предают. Когда же в себе самих заключаются, тогда Он не нарушает их самовластия, но, храня их и содержа, внутрь не входит. Так и прародители наши оставлены одни. Если б покаялись поскорее, может быть, Бог возвратился бы к ним, но они упорничали, и при явных обличениях ни Адам, ни Ева не сознались, что виноваты. Последовал суд и наказание изгнанием из рая. Тут опомнились, но уже было поздно. Надо было нести наложенное наказание, а за ними и всему роду нашему. Благодарение Всемилостивому Богу, что Он хоть отступил от нас, но не бросил, устроив предивный способ к воссоединению нас с Собою.
Но это я зашел немного далеко. Нам надо внимание свое остановить на том, что произошло внутри человека. Вот что: дух был властен над душою и телом, потому что состоял в живом общении с Богом и от Него получал Божескую силу. Когда пресеклось живое общение с Богом, пресекся приток и Божеской силы. Дух, себе оставленный, не мог уже быть властителем души и тела, но был увлечен и сам завладен ими. Над человеком возобладала душевность, а чрез душевность - телесность, и стал он душевен и плотян. Дух хоть тот же, но без власти. Он заявляет свое существование то страхом Божиим, то тревогами совести, то недовольством ничем тварным, но его предъявлений не берут во внимание, а принимают только к сведению, всю заботу обращая на устроение своего быта здешнего, к чему и назначена душа - и быта более вещественного, потому что здешняя жизнь посредствуется телом и что все телесное осязательнее и кажется нужнее.
Когда произошло такое низвращение порядка в соотношениях частей естества нашего, человек не мог уже видеть вещи в настоящем виде, не мог держать в должном порядке свои потребности, желания и чувства. Они пришли в смятение, и беспорядочность стала характеристическою их чертою. Но это недоброе, конечно, состояние было бы еще сносно, если б не страсти,- а то страсти привзошли и тиранят человека. Смотрите, как рассерчавшего бьет гнев, как лихорадка. Как завистливого источила зависть, что посинел бедный. Как опечаленного иссушила скорбь, что он - кости и кожа. Таковы и все страсти. Вошли же они вместе с самостию. Как только произнеслось внутри праотца: так я сам, так самость внедрилась в него - сей яд и сие семя сатанинское. Из нее потом развилось все полчище страстей: гордость, зависть, ненависть, скорбь, уныние, любоимание и чувственность - со всеми их многочисленными и многообразными порождениями. Расплодившись внутри, они еще более возмущают и без них смятенное там состояние.
Так вот в чем болезнь. Дух зазнался и засвоевольничал. За это потерял власть и подпал под владычество души и тела и всего внешнего. Отсюда смятение душевно-телесных потребностей и желаний, и особенно их безмерность. Эту безмерность сообщает им от себя дух, ими порабощенный. Сами по себе эти потребности мерны и не бурливы. То, что они меры не имеют и бурлят,- это оттого, что дух бушует в них, ибо у него по природе энергия безграничная. Отсюда обжорство, пьянство, копление денег... и прочее многое, чему меры не думает давать человек. Но главная болезнь - страсти, пришлые тираны.
Теперь Вам немудрено сделать наведение: что же нужно, чтобы все в нас опять поставить в первоначальный чин? Об этом я напишу Вам в следующий раз, а Вы пока подумайте.
54
О борьбе со страстями
Продолжаю. Страсти в нас, но самостоятельности в нас не имеют. Разум, например, есть существенная часть души, и его никак отнять нельзя, не уничтожив души. А страсти не таковы. Они привзошли в естество наше и выгнаны из него быть могут, не мешая человеку быть человеком, а, напротив, быв изгнаны, оставляют человека настоящим человеком, тогда как присутствием своим портят его и делают из него лицо, во многих случаях худшее животных. Когда они владеют человеком и человек любит их, то они так сродняются с естеством человеческим, что, когда действует по ним человек, кажется, будто он действует от своего естества. Кажется так потому, что человек, подчинившись им, действует по ним самоохотно и даже убежден бывает, что иначе нельзя: природа.
Все они (страсти) исходят из самоугодия, самости, самолюбия и на них держатся. Коль же скоро, отвергшись себя, человек воодушевляется решимостию Единому Богу угождать, то в этом самом акте духовном страсти все теряют свою опору, становятся вне сознания и произволения, которыми прежде владели. Потеряв же опору, они уже лишаются прежней определяющей силы, по коей человек влекся вслед их, как ослик на обрывочке за хозяином. Прежде, как только покажется страстное побуждение, тотчас человек всеми силами своими устремлялся на удовлетворение его, а теперь уже не то. Показываться они и теперь показываются, но, вместо того чтобы бросаться поскорее угодить им, человек дает им отпор и прогоняет с глаз своих.
Вот что теперь и в Вас есть после того, как Вы с таким жаром положили работать Господу, не жалея себя. Страсти, правда, не успели еще дотоле разрастись в Вас и окрепнуть, но все они были, и Вы действовали по ним, не сознавая, что идете против себя, и даже величаясь подчас своим, например, благородным негодованием или своею благородною гордостию, тогда как и в благородном виде они так же неблагородны, как и во всяком другом. Были они прежде и без Вашего почти сознания овладевали иногда Вами; будут они и теперь показываться, но овладевать Вами не должны. Я бы сказал: не будут, потому что теперь тою решимостию Вашею всякая власть их пресечена - пресечена вместе с тем, как Вы положили не жалеть себя для Бога. Но не знаю, как пойдет у Вас дело сие, ибо не положить только надо, но и исполнять - исполнять постоянно, без уступки. Самосожаление так льстиво, страсти принимают иногда такую благовидность, что очень не дивно, если Вы опять по-старому будете работать страстям, хоть и не так ясно сознавая сие и замечая.
Видите из сего, что, несмотря на то что Вы уже решились Богу Единому угождать и уяснили себе достаточно, чего требует от Вас воля Божия святая и совершенная, Вам предлежит строго держаться следующих правил: блюдите... како опасно ходите, не якоже немудри, но якоже премудри, искупующе время, яко дние лукави суть (Еф. 5, 15-16). Эти дни лукавые суть лукавое время, лукавое состояние и положение, в коем находимся по причине лукавнующих в нас страстей. Трезвитеся, бодрствуйте (1 Пет. 5, 8). Блюдите, бдите и молитеся (Мк. 13, 33).
Над чем же это бдеть и чего блюстить? Зорко смотрите, чтобы не подкралась какая-нибудь страсть, и блюдитеся, как бы она не обманула Вас и не заставила сделать что-либо в угоду ей, большое или маленькое. Хоть Вы и незаметно пойдете на страстное и ненарочно сделаете что по нему, но все это будет дело дурное, в угоду врагу сделанное, а не Богу. Надо так устроиться, чтобы враг ничем не поживился около Вас, даже самомалейшим. А для сего бдеть, бодрствовать, трезвиться и блюсти.
Все эти действия означают одно: смотреть, как бы не подкрался враг. Бдеть и бодрствовать - значит не спать, не предаваться нерадению, но держать и душу, и тело в напряжении. Трезвиться - значит не прилагать сердца своего ни к чему, кроме Бога. Это прилепление делает душу пьяною, и она начинает делать не знать что. Блюсти - значит строго смотреть, чтобы в сердце не показалось что-либо недоброе. Когда будете Вы, держа силы свои в напряжении и не прилагая ни к чему сердца, зорко смотреть за всем происходящим внутри, то Вы будете настоящим образом исполнять приведенные выше Господни и апостольские предписания - будете стоять на страже.
Это первое в борьбе со страстями. Коль скоро просмотрен и пропущен враг, то уж тут жди или раны, или совсем поражения. Враг же замеченный не страшен. Только пригрози - и побежит. Такова уж уловка наших духовных врагов, что, как только увидят, что они открыты, сейчас утекают, хоть это, конечно, не всегда бывает. Есть и тут озорники такие, что, ни на что не смотря, все лезут и лезут.
До всего этого мы договоримся еще. А теперь - спасайтесь!
55
Продолжение о борьбе со страстями
Положим, что Вы сторожите за своим сердцем. Усторожите ли?
Во-первых, скажу, что Вы имеете возможность усторожить. Когда темно, и большой вещи не заметишь, а когда светло, то и маленькая сама собою бросается в глаза. В душе темно, пока она не обращается к Богу, а живет в самоугодии; когда же обратится к Богу, то в нее входит свет и мысль о Боге, как солнышко, все в ней освещает. Кто живет в самоугодии, тому нечего и говорить: смотри, как бы не прокралась какая-либо страсть,- потому что самоугодие есть притон всех страстей; оно и принимает их, и прикрывает, и оправдывает, и угодное им творит без попечения. А кто к Богу обратился и, отвергшись себя, Богу угождать положил, тот уже по сему самому видит, что неугодно Богу, и тотчас замечает это. Неугодно же Богу все страстное, потому что страсти все противны заповедям Божиим, которые одни угодны Богу, яко волю Его выражающие. Вот и Вы положили, не жалея себя, угождать Богу и тем разогнали тьму душевную и восприяли освещение в духе. Если исполняете то, что Вам писано о памяти Божией, то в Вас и солнце духовное светит. Стало Вам очень возможно усмотреть, если что подойдет к Вам страстное.
Во-вторых, скажу, что Вы и приготовились к тому. Когда пред исповедью Вы пересматривали себя и уясняли достодолжный для Вас образ действования на будущее, то в этом действии Вы наметили и чего избегать должно. Чего избегать должно - это и есть область страстей, всегда противящихся тому, что делать должно. Надо смиренным быть, а страсть научает гордости и тщеславию; надо кротким быть, а страсть заставляет серчать и гневаться; надо радоваться благополучию других, а страсть возбуждает зависть; надо прощать обиду, а страсть возжигает месть. Так и всему достодолжному противится свое страстное чувство и движение. Все это Вами уяснено для себя и скреплено решимостию и обетом должное одно делать, а недолжное, то есть страстное, все отвергать. Я и говорю, что по сему самому Вы готовы не сторожить только за собою, но и усторожить: заметить всякую подкрадывающуюся страсть.
Разве только вот почему неудачно будет Ваше сторожение за собою, что страсть не всегда подходит в грубом своем виде, а нередко представляется в такой благовидности, что и не догадаешься, что это страсть, а подумаешь, что это нечто доброе. Гнев, например, когда воспламенится, всякому видно, что это страсть. Но он не всегда является в своем грубом виде, а нередко приходит и в виде благородного негодования. Так и всякая страсть имеет обычай облекаться в благовидность и рисоваться яко благородною. Вы - благородная и очень удобно можете быть уловляемы на эту удочку. Смотрите же! Надо отвергать все страстное, в самомалейших его проявлениях и в тончайших его чертах. Отвергать?! Следовательно, замечать и не пропускать внутрь.
Но как же быть-то? Ведь прокрадется под прикрытием такой благовидности! Во-первых, если Вы вседушно обратились к Богу и всецело Ему себя предали, то Он никогда не оставит Вас без вразумления. Ангел Его, хранитель Ваш, всегда вложит Вам мысль предостерегательную. Внимайте себе и прислушивайтесь к гласу, обличающему недолжное. Во-вторых, когда начнете борьбу со страстями - да Вы уже и начали ее,- то начнет у Вас - или уже и начала образовываться опытность духовная: умение сразу отличать правое от неправого. Положите только отнюдь не пропускать ничего сознанного страстным, в каком бы малом и располагающем к снисхождению виде оно ни являлось. Если будете так поступать без жалости, то опытность Ваша скоро возрастет. Святой Павел поминает в одном месте о чувствах, обученных в разсуждение добра же и зла (Евр. 5, 14). Вот это и у Вас образуется. Как вкус различает яства, так сердце, обученное чувством своим, будет сказывать, что хорошо и что нехорошо.
Скажете: пока-то обучишься, а тут страстное все будет проскользать да проскользать. Правда, что так бывает - и с Вами будет. Но ведь Вы уж, конечно, никакой страсти не допустите в ее грубом виде. На этом и стойте крепко. А если что страстное прокрадется воровски, за то Бог не взыщет. Он взыскивает только за то, что из страстного сознательно пропускается, а что проскользает незаметно, за то не взыскивает. Что страстное незаметно пропущено, а потом сознано, что сему не следовало быть, очищайте то покаянием пред Господом и вместе рассматривайте, как оно прокралось, и принимайте меры на будущее. И чрез это будете научаться, как управляться со страстями и со всем страстным.
Но есть один прием, которого если держаться со всем вниманием, то редко что страстное проскользнет незамеченным,- именно обсуждать свои мысли и чувства, к чему они клонят, к угождению ли Богу или к самоугодию. Это определять совсем не трудно. Только внимайте себе. Ведайте, что коль скоро Вы делаете что наперекор самоугодию, то тут ошибки нет. Один старец говорил своему ученику: "Смотри, не держи у себя изменника". "Кто такой изменник?" - спросил ученик. "Самоугодие",- отвечал старец. И точно. Оно всем бедам вина. Если разберете, то увидите, что все допущенное худое от него произошло. Следовательно, если пойдете наперекор ему с решительностью неуступчивою, то, наверно, ничего не должного не допустите. И я всеусердно желаю Вам: не держите у себя этого злого изменника.
По всему сказанному я заключаю, что Вы легко усторожите за собою, если не разленитесь, не распустите внимания и не ослабите воспринятой ревности (помните Вашу фразу?) держать себя на уровне человеческого достоинства. Благослови, Господи!
56
Должно изгонять и малейшие движения страстей... Позволительный гнев
Хочу Вас похвалить - или нет, хочу представить выгоды Вашего положения в отношении к страстям.
Вы мало жили и не успели еще глубоко остраститься. Страсти хоть все есть в Вас, но они еще, как малолетние дети, слабы и разве только докучливы. В этом большая для Вас выгода, потому что для Вас во многих-многих случаях достаточно только заметить страстное, чтобы отвернуться от него или прогнать его. Не так, как у тех, которые долго жили и много удовлетворяли страстям. Там они рыкают, как львы, и бросаются на восстающего против них с ожесточением. Но есть в этом и немалая невыгода, именно та, что ради легкости страстных помыслов, чувств и движений Вы можете равнодушно к ним относиться, думая: не великое дело, пройдет само собою, за всякою мелочью не нагоняешься! Это помышление, столь у Вас естественное, опасно. Так действовать - значит оставлять страстные чувства и движения на их волю расти и крепнуть. Они будут крепнуть и из маленьких сделаются большими. Тогда они уж не станут обращаться вспять от одного неблаговолительного взора Вашего.
Отсюда извольте вывесть такое заключение, что в каком бы малом и слабом виде ни показывалось страстное, к нему должно относиться как к самому большому и сильному. Когда пьете воду, то вынимаете и малейшую попавшую туда мушку; когда занозите палец, то, будь заноза едва видна по малости, Вы спешите избавиться от беспокойства, ею причиняемого; когда попадет в глаз порошинка самомалейшая и мутит глаз, Вы поднимаете большие хлопоты, чтобы поскорее очистить от нее глаз. Так положите себе законом действовать и в отношении к страстям: в каком бы маленьком виде они не появлялись, спешите выгонять их, и так безжалостно, чтобы и следа их не оставалось.
Как выгонять? Неприязненным к ним движением гнева, или рассерчанием на них. Как только заметите страстное, поскорее постарайтесь возбудить в себе серчание на него. Сие серчание есть решительное отвержение страстного. Страстное не может иначе держаться, как сочувствием к нему; а серчанием истребляется всякое сочувствие - страстное и отходит или отпадает при первом его появлении. И вот только где позволителен и благопотребен гнев. У всех святых отцов нахожу, что гнев на то и дан, чтобы им вооружаться на страстные и грешные движения сердца и прогонять их им. Сюда же относят они слова пророка Давида: гневайтеся, и не согрешайте (Пс. 4, 5), повторенные потом и святым апостолом Павлом (Еф. 4, 26). Гневайтесь на страсть - и не будете согрешать, потому что, когда гневом прогнана страсть, всякий повод ко греху сим пресекается.
Вооружитесь же так на страсти. Гнев на страсти у Вас должен быть вкоренен с той минуты, как Вы положили всеусердно работать Господу, творя благоугодное пред Ним. Тут у Вас заключен союз с Богом на вечные веки. Сущность же союза такова: твои друзья - мои друзья, твои враги - мои враги. А страсти что суть Богу? Враги. Во всем слове Божием объявляется полное к ним неблаговоление Божие. Гордым Бог противится; сребролюбие - идолослужение; человекоугодников разсыпа кости Бог, и прочее, и прочее. Потому апостол и предписал христианам о страстях: ниже да именуется в вас (Еф. 5, 3). Так вот, по порядку гневу на страсти следует воспламеняться в Вас, как только они покажутся. Но по причине нашего повреждения не всегда бывает так. Почему гнев на страсти требует особого свободного, намеренно на них направленного неприязненного действия, усилия, напряжения.
Чтобы успеть в этом, надлежит вслед за тем, как замечено в себе страстное, поспешить сознать и признать в нем врага себе и Богу. Почему поспешить нужно? Потому что с первого раза появление страстного всегда вызывает к нему сочувствие. Ибо самоугодие долго еще скрытно живет в нас и после того, как мы явно отверглись себя и Богу себя предали и не хотим ни на йоту нарушать сего решения. Этим скрытным самоугодием, или самостию, всегда благосклонно встречаемо бывает страстное, каковая благосклонность и выражается большим или меньшим сочувствием к нему. Так вот и надобно сочувствие это отбить и гнев возбудить. То и другое посредствуется и способствуется сознанием и признанием врага в показавшемся в страстном помысле или движении, как бы они льстивы ни были. Коль скоро вражество страсти сознано, рассерчать на нее уж нисколько не мудрено. Рассерчание это возникает само собою.
Для сознания в страстном врага не требуется большая головоломная работа. Довольно восстановить убеждение, что ко всему страстному не благоволит Бог, не благоволит потому и ко всем, которые принимают и лелеют в себе страстное. Стало быть, страстное Бога против нас восставляет и нас от Него отбивает. А в этом конечная пагуба наша. Помышления сии и убеждения в одно мгновение у внимательного воссиявают в сознании и тотчас отзываются в сердце неприязнию к страстному, серчанием и гневом на него. А барахтаться со страстным, придумывая разные против него обвинительные пункты, не барахтайтесь. Успех от этого очень сомнителен. Между тем, пока Вы переберете все обвинительные пункты, подсудимый - страсть - сидит тут же, хоть на скамье подсудимых, и все еще держится за своего адвоката - сочувствие. А это значит держать в себе произвольно нечистоту, что опасно. Нет уж, положите без всяких рассуждений, как только заметите в себе что страстное, тотчас сознать в нем врага - и рассерчать на него.
61
Блюдение слуха и зрения. Как уничтожать худые впечатления видимого и слышимого
Прошлый раз помянул я Вам о поводах к возбуждению страстных мыслей, чувств и пожеланий, что на них не следует сваливать вину. Скажу Вам теперь о них несколько слов.
Страстные мысли, а за ними чувства и пожелания такие же иногда сами собою, не знать как, возникают в душе. Но большею частию они порождаются под действием внешних впечатлений. Встречаемые вещи, лица и события по роду своему возбуждают и мысли во встречающем. От добрых рождаются добрые мысли, от худых - худые. Но может случиться и наоборот: при добрых породятся худые мысли, а при худых - добрые. Все зависит от постоянного или случайного настроения встречающего. Следовательно, и ответ лежит весь на нем. Как же быть?
Первое: не давать воли своим чувствам, особенно глазам и ушам. Не позволяйте без разбора все видеть, все слышать и всего касаться. Чувства наши похожи на окна или двери, а более на черпало. Кто отворяет окна и впускает дурной воздух, худо делает. Кто отворяет двери и позволяет входить в свое жилье всякой скотине, не может быть свободен от укора. Но что бы Вы сказали о том, кто, взяв черпало - чашку или кружку,- ходил бы по грязным и нечистым лужам, черпал в них и себя тем обдавал? Бестолковее этого что можно придумать? Но не это ли самое делает тот, кто с любопытством останавливается пред нехорошим и слушает недобрые речи?! Нахватается чрез это недобрых помыслов, от них перейдет к недобрым чувствам и пожеланиям - и ходит весь остращенный, как в каком тумане. Итак, благоразумие и долг самоохранения (внутреннего покоя) требуют не на все смотреть, не все слушать и не всего касаться из невольно встречаемого. Мало-мало покажется что могущим расшевелить страсти, надо отвращать от того очи, затыкать пред тем уши или видя не видать и слыша не слыхать.
Второе: случилось, что от чего-либо произойдет худое впечатление и породит худые мысли. Надо тотчас спешить изгладить впечатление и пресечь мысли способом, показанным прежде, конечно прекратив наперед приток впечатлений. Оставаться под дурным впечатлением или оставлять изглаждение его и восстановление душевного мира до другого времени неразумно. Оставаясь под впечатлением, самоохотно будем способствовать расположению худых мыслей и чувств, а оставляя надолго в себе сие дурное, даем ему возможность глубже укорениться и потом дольше сопротивляться изгнанию и очищению, если не совсем завладеть душою.
Третье: однажды испытавши дурное от чего-либо впечатление, не надо произвольно позволять себе встречаться опять с предметами, произведшими его. Это будет означать, что поступающий так любит услаждаться дурным и, следовательно, нечист до глубины сердца. Если же нужда какая заставит повстречаться с ним, надо наперед вооружиться и подготовить сердце свое устоять против дурного впечатления и не допустить его до себя. Внимание, усиленное самопротивление и молитва дадут к тому возможность.
Четвертое: я писал уже Вам о том, чтобы Вы все встречаемое Вами и могущее Вам встретиться перетолковали в духовном смысле. Это надобно сделать и в отношении к предметам недоброго значения. После сего, встречая их, Вы будете воспринимать не худые, а добрые мысли, подобно тому как святой Ефрем Сирианин, встретив разряженную красавицу нескромную, сказал ученикам: "Видите, как она заботится украшать тело свое, которое скоро будет прах,- как же нам не заботиться об украшении души бессмертной?"
Этих правил достаточно. Следовало бы указать такие случайности, неблагоприятные для Вашей внутренней жизни в Вашем быту. Но я полагаю, что их нет никаких ни в Вашей семье, ни в Вашем родстве. Их не иначе можете вы встретить, как вне дома, например в том обществе, в коем случилось Вам быть не слишком недавно, как Вы писали. Относительно таких случайностей извольте держаться того, что сказано в третьем пункте. Под него же потом подводите и все подобные, какие встретятся после. И вообще положите законом мерить позволительное тем воздействием, которое оно производит внутри. Что созидает, то позволяйте себе, а что расстраивает, того не позволяйте ни под каким видом. Кто, находясь в уме, протянет руку к стакану с питьем, в которое пущен яд, как ему ведомо?!
Я не имею в мысли, будто Вам так необходимо стеснить себя, что Вы будете похожи на затворницу. Но хочу только навесть на решимость не черпать вредного для духа Вашего, после того как удостоверились, что только жизнь в духе есть настоящая жизнь, и не только удостоверились, но и испытали то.
Благослови Вас, Господи!
62
После руководства к мысленной борьбе со страстями предлагается наставление о деятельной борьбе с ними. Наиудобнейший внешний вид жизни для борьбы со страстями. Заключение беседы о борьбе со страстями
Милость Божия буди с Вами!
В руководство к очищению страстей, когда они в Вас в какой малой мере, достаточно сказанного. Но как зашла уж об этом речь, то приложу и еще нечто могущее, однако ж, пригодиться Вам не в будущем, а теперь же.
Прописанная борьба со страстьми есть мысленная. И она действительна, потому что, не дозволяя страстям попитаться чем-либо, тем самым замаривает их. Но есть и деятельная с ними борьба, состоящая в том, чтобы намеренно предпринимать и совершать дела, прямо им противоположные. Например, чтобы подавить скупость, надо начать щедродательность; против гордости надо избрать уничижительные занятия; против страсти веселиться - домоседство и подобное. То правда, что один такой образ действования не прямо приводит к цели, потому что, терпя стеснение совне, страсть может проторгаться внутрь - или сама, или уступая место другой. Но когда с этою деятельною борьбою соединяется и внутренняя, мысленная, то они вдвоем скоро побивают всякую страсть, против которой направляются.
И вот какой я прилагаю Вам совет. Потрудитесь найти свою главную страсть и против нее направьте не мысленную только, но и деятельную борьбу. Я не могу определить, что именно у Вас главное. Может быть, оно еще не определилось, но всяко, если станете построже следить за движениями сердца, оно скажется Вашему вниманию. Тогда, если Вам угодно будет доверить мне, вместе положим, как поскорее управиться с главною Вашею немочию.
Напомню еще, что есть крутые приемы этой деятельной борьбы со страстями. Обычный у нас - мироотречная жизнь в ее отрешенном виде, когда, решительно все оставив и на Господа возложив все упование, вступают в обитель, чтобы жить в послушании безропотном, в пощении строгом, в молитве трудолюбной и трезвении бодренном. Тут ничего неимение, своей воли отсечение и себя нежаление скоро вымолачивают из души все страстное. Затем водворяется мирное устроение сердца и чистота сердца - последняя цель мироотречной жизни. Я не гоню Вас из мира. Спасетесь и в нем, если будете держать себя в отношении к нему как не сущая в нем. Я только напоминаю об этом как о порядке жизни, приспособленнейшем к делу очищения сердца от страстей.
Еще прибавлю, что один из законов Божественного о нас промысла есть так устроять жизнь каждого и течение случайностей в ней, чтобы он, пользуясь ими разумно, мог наискорейшим и наиудобнейшим образом очистить себя от страстей. Об этом напоминаю Вам потому, что когда-то Вы спрашивали, зачем разны участи у людей и зачем они изменчивы,- и я, кажется, не ответил Вам. Так вот отвечаю зачем. Затем, что так, как устрояет Господь, удобнее людям очищаться от страстей, или затем, что Он хочет сим образом стереть в порошок нашу каляную самость, наш упорный эгоизм, на коих держатся страсти, губящие человека.
И еще единое приложу. Страсти бейте и извнутри и совне, а добрые стороны свои воспитывайте, давая им простор и упражнение. Главное тут - молитва. О ней уже была речь. За нею следует труд доброделания. И об этом была речь, когда Вы замышляли о каких-то широких целях жизни. А вместе с сим должны идти душеспасительные чтения и беседы, и исполнение чинов церковных, и подвиги самоумерщвления: отказывать себе, когда нужно, понемногу в пище, в сне, в увеселениях и во всяких утехах самоугодия и держать себя в постоянном самопротивлении и самопринуждении. И об этом была речь.
Вот и весь курс очищения себя от страстей. Все это у Вас уже в ходу. Да благопоспешит Вам Господь.
